Атмосфера в зале мгновенно изменилась. Слова Перро прозвучали как внезапный удар грома.
— Какими вы нас считаете — нас, квебекцев? — ярился Перро. — Вечными крестьянами, дураками, неучами? Или мы ничего не знаем — этакие слепцы, не ведающие, что мир меняется? Нет, друзья мои, мы разумнее вас и меньше погружены в прошлое. Если мы должны на это пойти, то с болью пойдем. Ведь боль — не внове для французской Канады, как и реализм.
— Ну, — тихо произнес Стюарт Каустон, — никогда не знаешь, в какую сторону прыгнет кошка.
Это было как раз то, что нужно. И напряжение, словно по мановению волшебной палочки, растаяло во взрыве смеха. Зацарапали по полу стулья. Перро, заливаясь от смеха слезами, обхватил за плечи Каустона. «Странный мы народ, — подумал Хоуден. — Непредсказуемая смесь посредственности и гениальности и время от времени — вспышки благородства».
— Возможно, это будет моим концом. — Люсьен Перро передернул плечами в чисто галльской манере проявлять безразличие. — Но я поддержу премьер-министра и, возможно, сумею убедить остальных.
Это был шедевр сдержанности, и Хоуден ощутил, как в нем нарастает чувство благодарности.
Эдриен Несбитсон был единственным, кто молчал во время обмена последними высказываниями. А теперь на редкость сильным голосом министр обороны объявил:
— Если вы на это идете, тогда зачем останавливаться на полумерах? Почему не продаться целиком Соединенным Штатам?
Пять голов одновременно повернулись к нему.
А пожилой министр, покраснев, упорно гнул свое:
— Я считаю, что нам следует сохранять свою независимость любой ценой.
— Несомненно, до той минуты, когда нам придется отражать ядерное вторжение, — ледяным тоном произнес Джеймс Хоуден. После выступления Перро слова Несбитсона прозвучали как неприятный ледяной душ. Сдержав гнев, Хоуден добавил: — Или у министра обороны есть такая возможность действий, о какой мы еще не слышали.
А сам с горечью подумал, что это один из образчиков слепой тупости, с какой ему придется столкнуться в предстоящие недели. И он представил себе других несбитсонов, которые еще появятся перед ним: картонных вояк со старыми выцветшими знаменами — этакая кавалькада, слепо марширующая в забытье. Какая ирония, подумал он, что ему приходится тратить свой интеллект, убеждая идиотов вроде Несбитсона в необходимости спасать себя!
В зале воцарилось неловкое молчание. Для членов кабинета не было тайной, что последнее время премьер был недоволен своим министром обороны.
Тем временем Хоуден, с холодным ястребиным лицом, продолжил выступление, явно обращаясь к Эдриену Несбитсону: