Не будь у них этих преимуществ, они все бы погибли, до единого.
Пруфракс открыла глаза и стала вглядываться в постоянно меняющийся световой рисунок. Вживленный в ее тело микроэлемент с помощью секретных кодов расшифровывал этот рисунок, вбирая в себя новую информацию. Но Пруфракс узнает ее только перед следующим боем.
Повинуясь внезапному порыву, она бросилась в тоннель и снова застала его в блистере, обложившегося пакетами с новой информацией. Боясь помешать его работе, Пруфракс терпеливо ожидала, пока он обратит на нее внимание.
— Ну как? — спросил он.
— Я постоянно спрашивала себя, ради чего они воюют. И теперь очень зла на себя.
— Почему?
— Потому что я не знаю ответа. И не могу знать. Ведь они — сенекси.
— Они хорошо сражаются?
— Мы потеряли восемь человек. Восемь. — Она закашлялась.
— Так хорошо они сражаются? — повторил он, уже чуть нетерпеливо.
— Лучше, чем я ожидала. Ты ведь знаешь, что нам про них рассказывали.
— Они тоже погибали?
— Да, их погибло немало.
— А скольких убила ты?
— Не знаю.
На самом деле она, конечно же, знала, что убила восьмерых.
— Восьмерых, — сказал он, указывая на пакеты. — Я сейчас как раз анализирую итоги боя.
— Значит, за той информацией, которую нам дают читать и которую публикуют, стоишь ты?
— Отчасти, — согласился он. — Ты — хороший ястреб.
— Я знала, что стану настоящим ястребом, — ответила она спокойно, без тени самолюбования.
— Но раз они храбро сражаются…
— Как это сенекси могут быть храбрыми? — резко оборвала она.
— Они храбро сражаются, — повторил он, — а почему?
— Они хотят жить и выполнять свою… работу. Так же как и я.
— Нет, не поэтому, — возразил он, чем привел ее в некоторое смятение. Не впадает ли она в крайности? То вначале принимала все в штыки, а теперь сдается без боя. — А потому, что они — сенекси. Потому что мы им не нравимся.
— Как тебя зовут? — спросила она, стараясь сменить тему.
— Клево.
Ее грехопадение началось еще раньше возвышения.
Арис закрепил контакты и почувствовал, как аварийный запасник базового разума разрастается, покрывая поверхность фрагмента, словно ледяные кристаллы стекло. Он перешел в статическое положение. При перекачке информации из живого мозга в гуманоидный, механический то ли происходило ее кодирование, то ли опускались какие-то важные детали. Так или иначе, память застывала, теряла свою динамичность. Значит, нужно попытаться привести в соответствие эти два вида памяти — если, конечно, такое возможно.
Как много гуманоидной информации ему придется стереть, чтобы освободить место для этой операции?
Он осторожно вошел в человеческую память, выбирая темы почти наобум. Вскоре он забрался в такие дебри, что все, чему его учили, перепуталось и стало улетучиваться, хотя предполагалось, что отростки-индивиды обладают перманентной памятью. Он тратил неимоверные усилия только на то, чтобы постигнуть совершенно чуждую ему модель мышления.