Приключения Ружемона (Ружемон) - страница 60
Можете представить себе мой ужас и замешательство, когда, взглянув по указанному ею направлению, я увидел по другую сторону этого странного круга, образованного вершинами деревьев, внутри которого стоял наш плот, множество аллигаторов, которые тупо глядели на нас сквозь ветви; некоторые из них щелкали своими огромными челюстями со свирепостью, которая не оставляла никакого сомнения относительно их намерений. Ямба объяснила мне, что вынуждена была направить плот в это странное, но надежное убежище потому, что в этом месте реки было, очевидно, множество этих пресмыкающихся. Она легко провела плот сквозь ветви, а как только проехала, то сейчас же опять соединила их, чтобы не дать возможности этим прожорливым чудовищам последовать за нами.
Представьте себе, если можете, весь ужас нашего положения! На хрупком плоту, кое-как сколоченном из бревен, со скудным запасом пищи, мы были буквально осаждены множеством ужасных аллигаторов! Притом мы не знали, как долго может продолжаться это ужасное положение. Бедный Бруно был страшно перепуган; он сидел, весь дрожа, и выл самым жалким образом, не обращая внимания ни на какие ласки и уговаривания как с моей стороны, так и со стороны Ямбы. Сознаюсь, я также сильно перетрусил, тем более, что чудовища издавали время от времени какие-то ужасные звуки, отчасти напоминавшие рыканье львов. Таким образом, проходил час за часом; мы все сидели на слегка покачивавшемся плоту и горячо молили Бога, чтобы ужасные животные оставили наконец нас в покое и дали бы нам возможность продолжать наше путешествие. Когда над безбрежными водами начали спускаться сумерки, я решил было сделать смелую попытку пробиться сквозь густые ряды осаждавших нас чудовищ; но Ямба удержала меня; она объяснила, что всякая подобная попытка при таких ужасных обстоятельствах неминуемо привела бы к верной смерти всех нас.
Наступила ночь. Какими словами передать мне весь ужас ее? Даже теперь, когда я пишу эти строки, мне кажется, будто я слышу беспрерывное рычание и как бы лай этих ужасных созданий и вместе с ним легкий, очаровывающий шум этих безграничных вод, которые покрыли все пространство, какое только можно было охватить глазом.
Часто в течение этой ночи я готов был впасть в полное отчаяние, чувствуя, что для нас уже не оставалось никакой надежды. Но к утру аллигаторам, очевидно, надоело ожидать, и они начали медленно, один за другим, поворачивать назад и исчезать из виду. Через какое-то время после того, как скрылся последний из них, видя, что они более не возвращаются, мы вывели свой плот осторожно, без всякого шума опять в открытое место и направили его к небольшому островку, лежавшему прямо против нас. Островок оказался необитаемым; но на нем было множество белых и черных птиц, величиной немного меньше наших голубей; яиц также было сколько угодно, так что Ямба наскоро могла приготовить прекрасный обед, после которого мы немедленно улеглись спать, так как сильно нуждались в отдыхе после ужасной ночи, проведенной в осаде. Подкрепившись сном, мы поехали дальше; милях в девяти или десяти от покинутого нами островка лежал другой остров, очевидно заселенный, потому что при нашем приближении поднялся целый ряд дымовых сигналов. Когда мы подплыли ближе, то увидели большую толпу чернокожих, собравшихся на берегу, чтобы встретить нас; но намерения их были, очевидно, далеко не дружелюбны: все они самым угрожающим образом держали свои копья наготове, чтобы бросить их в нас, как только мы достаточно приблизимся. Поняв это намерение, я быстро встал на ноги и знаками начал объяснять им, что я желаю вступить с ними в переговоры и остановиться у них. Тогда они опустили свои копья, и мы вышли на берег; но, к величайшему моему разочарованию, ни я, ни Ямба не могли понять ни одного слова на их языке: он не имел ни малейшего сходства с языком, которым говорили в стране Ямбы. Первая наша встреча с чернокожими сопровождалась обычным у всех туземцев обрядом: сначала мы все присели на корточки, а затем стали медленно приближаться друг к другу, пока не подошли настолько, что каждый из нас мог потереться носом о плечо другого. После этого приветствия я объяснил им с помощью знаков, что желал бы пробыть у них несколько дней и вместе с тем показал им свою палочку-паспорт, которую всегда очень заботливо хранил при себе. Действие ее, к величайшему моему облегчению, оказалось таким же благоприятным, как и везде до сих пор. Чернокожие сразу переменили свое обращение и сделались гораздо дружелюбнее; я знаками объяснил им, что ищу белых людей, подобных мне, они ответили, что мне следует в таком случае ехать дальше к югу. Потом они повели нас с Ямбой в свой лагерь и снабдили запасом провизии, состоявшим главным образом из различных сортов раковин, рыбы и кореньев. Кенгуру и двуутробок, насколько я мог заметить, совсем не водилось на этом острове. Пробыв здесь дня два или три, я понял, что не могу получить от этих дикарей никаких полезных для меня сведений, и потому решил ехать дальше. Впрочем, как ни старались они уговорить меня направиться к югу, уверяя, что я непременно найду там белых, я твердо решился держаться прежнего пути, т. е. к северу, зная наверно, что мыс Йорк находится там. И так как я рассчитывал теперь плыть морем, то чернокожие подарили мне лодку, очень, впрочем, ненадежную, выдолбленную из ствола дерева. Вследствие этого мы покинули свой плот, на котором проехали много сотен миль, и продолжали путь в лодке; но из-за ее ненадежности мы все время старались не терять берега из виду. Много прекрасных островов встречали мы по дороге: и больших и малых; на некоторых из них мы останавливались, чтобы отдохнуть и запастись провизией. Между прочим, на одном из них я нашел несколько рисунков туземной работы, сделанных на скале. На них были изображены фигуры людей, — животных, сколько я помню, не было. Впрочем, рисунки были сделаны очень грубо; мне приходилось видеть гораздо лучшие в области мыса Лондондерри.