Вооруженный охранник провел Иден в главную часть крепости. Сумрачные, высокие покои, обширное пространство которых не отличалось роскошью убранства, сильно контрастировали с великолепием Дамаска, но производили столь же сильное впечатление. Иден окружали дерево и камень, отесанный под формы человеческого тела, толстые грубые ковры из шерсти и шкур, стены были увешаны зловещего вида оружием. За огромные столы можно было усадить целый отряд конников, а стулья были покрыты резьбой и украшены гербами, словно императорские троны. Вдоль стен стояли массивные шкафы, слишком большие, чтобы пройти в какую-нибудь дверь. Крыши были высокими и подпирались брусьями, как в замках саксов, и также были закопчены пламенем открытых очагов. Везде был цвет… не те приглушенные дамасские оттенки, перетекавшие друг в друга в мягком ритме, дающем отдых глазу, но сверкающие и интенсивные, бросавшие вызов самой природе.
Иден чувствовала, как лицо ее застыло, превратившись в маску, когда провожатый остановился перед двумя своими соратниками, охранявшими огромные двери, из-за которых доносились пронзительные звуки флейты и низкий гул голосов. Стражники обменялись фразами, и двери распахнулись.
Глядя прямо перед собой, Иден медленно вошла в огромный зал, наполненный смуглыми людьми с пронзительными глазами, диковинно разряженными и говорившими очень громко.
Аюб Ибн Зайдун, вождь наемников, барон грабителей, владетельный деспот под покровительством султана, содержал свой зал в роскоши. Поначалу Иден, которая переводила взгляд с одного лица на другое в надежде увидеть Стефана, не могла решить, кто же из роскошно одетых людей эмир, но когда она шагнула вперед, пространство перед нею расчистилось, и она увидела длинную низкую скамью, освещенную сверху через одно из узких окошек, прорубленных в стене.
Аюб Ибн Зайдун был громадным мужчиной около пятидесяти. Его грубые черты — раскосые глаза, полные губы, широкие косые скулы — выдавали славянские корни, в то время как рыжеватые волосы могли бы принадлежать скотту или дикому жителю Ирландии. На нем были свободные шаровары из тонкой пурпурной ткани, завязанные у лодыжек, кожаные доспехи и нагрудник, тисненные золотом и плотно облегавшие его мускулистое тело. Руки и плечи, бронзовые и сверкавшие от пота или масла, были величественно обнажены, и весь он сиял золотом. Шея увешана медальонами и причудливыми плетеными украшениями из ярких нитей. Руки унизаны браслетами, а в ушах сверкали серьги с огромными рубинами. У ног его свернулись три огромные охотничьи собаки неизвестной Иден длинношерстной породы. Позади него на скамье расстилалась широкая мантия шафранового бархата, один край которой был небрежно наброшен на плечи другой фигуры, не менее великолепной и еще более экзотической.