Стол был уже накрыт. Как и накануне вечером, на нем горели две свечи. Поставив первое блюдо, хозяйка зажгла еще и керосиновую лампу, и вмиг комната озарилась теплым желтоватым светом, исчезли таившиеся по углам холодные, мрачные тени.
Как и вчера, угощение было отменным, но Вальда ела, не замечая вкуса.
Все ее внимание было поглощено сидящим напротив нее человеком и волнующим ощущением исходящих от него значительности и силы. Она интуитивно догадывалась, что так действует на нее его яркая, совершенная мужественность.
Все, испытанное ею с момента их встречи, было так ново и необычайно, что превосходило самые смелые девичьи фантазии!
Вальда твердила про себя, что должна быть очень внимательной, ни в коем случае не выдавая, что творится в ее душе. Он не должен догадываться, как непривычны для нее эти ощущения!
«Надо сказать что-нибудь, — думала девушка. — Нельзя все время молчать!» Но так трудно было найти слова.
Взгляды их вновь пересеклись — и что-то вспыхнуло в ней, точь-в-точь как от поцелуя, который он подарил ей там, в «сердце Камарга».
— Я вижу, сегодня вы не так устали, — заметил Сэнфорд, когда с ужином было покончено.
— Я ни капельки не устала! Ведь вы заставили меня отдыхать днем. Дома я никогда этого не делаю.
— Что же вы делаете, когда бываете дома, и где, кстати, ваш дом? В Париже?
— Большую часть времени — да.
— А по Парижу вы тоже гуляете одна?
Вальда помолчала.
— Почему бы и нет? — небрежно ответила она. — Но чаще… с друзьями.
— Под друзьями вы подразумеваете мужчин или женщин?
— Ну… если это вас так интересует… во время прогулок меня сопровождает мужчина.
Она подумала об отчиме — граф считал физические движения очень полезными, и они вместе прогуливались пешком: по садам Тюильри, вдоль набережной Сены, иногда даже добирались до Буа.
Мать больше ценила экипаж, Вальда же, по чести сказать, предпочитала верховую езду. Но отчим полагал, что для здоровья нет ничего полезнее ходьбы. В городе он заставлял падчерицу сопровождать ее в этих экскурсиях и бывал очень доволен результатом — она возвращалась домой бодрая, оживленная, с разрумянившимися щеками…
Молодой человек и девушка поднялись из-за стола и, не сговариваясь, повинуясь одному и тому же инстинкту, вместе двинулись через распахнутые балконные двери в сад.
На землю уже спустилась ночь. Над головой, одна за другой, зажигались звезды. Лишь на западе горизонт еще озарялся слабым синеватым сиянием.
Природа уснула. Разве что доносился изредка отдаленный вскрик птицы да пробегал в траве какой-нибудь мелкий зверек. Глубокая, чуткая тишина напоминала нежную, проникновенную мелодию скрипки.