Глава пятая. «ДЕВОЧКА НАПРОКАТ»
Гретхен Рицлер родилась в 1918 году в Вене в семье пианиста Отто Рицлера и баронессы Анастасии Больц-Лопушинской.
Вообще-то, семья баронессы, бежавшая в 1917 году из России от большевистского террора, своей целью имела Париж, но в дороге от тифа скончались родители юной Анастасии, а она сама угодила в венский госпиталь для бездомных…
По выздоровлении баронесса буквально была выброшена на улицу: в бреду она, несмотря на то, что блестяще владела немецким, английским и французским языками, кричала по-русски. Поэтому ни ссылки на родословную — немцев по линии отца, — ни мольбы о денежной ссуде на билет до Парижа, на главврача госпиталя не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он был непреклонен: Россия и Франция находятся в состоянии войны с Австро-Венгрией и Германией, и, скажите, баронесса, спасибо, что враги вытащили вас с того света!
* * *
С большим трудом Анастасии Больц, — а теперь она представлялась только так, отбрасывая вторую часть своей фамилии, — удалось устроиться билетершей в дешевый мюзикл, похожий на солдатский бордель, в венском предместье, чтобы, скопив денег на билет, уехать, наконец, к друзьям во Францию.
В первый же вечер знакомства с баронессой-билетершей Отто Рицлер, покоренный ее красотой и великосветскими манерами, упал перед ней на колени и со слезами на глазах умолял выйти за него замуж.
Париж был туманной перспективой, а предложение актера и его искренность казались вполне реальными. И баронесса выбрала второе, хотя в глубине души лелеяла надежду в недалеком будущем выбраться из ненавистной Австрии в обожаемую с детства Францию…
Однако жизнь внесла в планы Анастасии свои коррективы. Сначала муж потерял работу и запил. Затем родилась Гретхен, и баронесса, скрепя сердце, выбросила из головы мечты о Париже, и полностью посвятила себя воспитанию дочери. А вечерами, уложив дочь, выходила на панель, чтобы заработать на хлеб для себя и молоко для малышки…
* * *
О смерти мужа Анастасия узнала из газет — он давно уже не жил в семье, попрошайничая у дорогих кафе и гостиниц. Гретхен к этому времени исполнилось 15 лет, хотя соседи давали ей все 18 — так зрело она выглядела. А ослепительная красота, а поступь, а манеры, а тон! Да это же принцесса, а не недоростка в лохмотьях! Она свободно говорила по-русски, по-французски, по-английски и, конечно, по-немецки. Кроме того, Гретхен прекрасно играла на пианино и гитаре, пела и танцевала — забота и воспитание матери-баронессы не прошли даром. Зерна упали в благодатную почву. Нет-нет, что бы там ни болтали злые языки о ее матери и отце, но у их дочери большое будущее!