— Женя!
— Я просто посмотрю. У нее что-то на шее блестит, — пробубнил мальчик.
Все, что произошло дальше, пронеслось в считаные мгновения. Но эти ужасные секунды безжалостными гарпунами впились в память девочки на всю оставшуюся жизнь.
Грязная костлявая рука схватила ногу Жени. Старуха подтащила ребенка к себе. Все это было сделано быстро, без лишних телодвижений.
В груди Милы рос ком. Он раздувался, мешал дышать.
Женя сначала даже не кричал. Он с трудом понимал, что вообще происходит. Истошный вопль раздался лишь тогда, когда старуха приподнялась, деловито приникла к лицу мальчика и отгрызла ему нос.
Мила сглотнула комок. Ее зрачки расширились.
Ее брат вопил, ополоумев от ужаса и боли.
Старуха крепко прижимала его к себе. Со стороны могло показаться, что это обычная бабушка, подвернувшая ногу. Она всего-навсего обнимает своего любимого внука.
Мила даже не почувствовала, как по ее ногам побежал горячий ручеек мочи. На негнущихся ногах она шагнула назад, в спасительный кустарник.
Женя кричал не переставая, но старуха не думала его отпускать. Потом, теряя сознание, мальчик захрипел.
Старуха ела молча. Лишь на мгновенье она оторвалась от детского лица, уже почти полностью лишенного кожи.
Хлюпая мокрыми губами, бабка открыла рот и прошипела:
— Помогите мне.
Глаза Милы заволокла бесцветно-мутная пелена, но вместо крика с ее губ сорвался тихий всхлип.
2 июля 2013 года, Кемеровская область, г. Каменск
Смеркалось. Июньская духота постепенно испарялась, асфальт, нещадно разогретый за день, неторопливо остывал. Город обволакивала прохлада. С запада подул ветер.
Старик болезненного вида, сидевший у входа в церковь, улыбнулся и блаженно прикрыл шелушащиеся веки. Его костлявое тело было облачено в истершиеся лохмотья. Сквозь прорехи виднелась грязно-желтая кожа. Исцарапанные босые ноги юродивого были черны от загара. Он сидел смирно, сдвинув худые коленки, словно чего-то ждал.
Захлопнулась дверь храма. Оттуда торопливо вышла последняя богомолка и наспех перекрестилась. Звякнула связка ключей — батюшка закрывал храм. Старик открыл глаза.
— Шел бы и ты, Артем, — пробасил отец Василий, бросив взгляд на застывшего старика. — Скоро дождь будет. Зарницы уже сверкают.
Старик молчал, слегка раздвинув иссушенные губы в блаженной улыбке. В сочетании с ясными, широко распахнутыми глазами слабоумного она зачастую вызывала тревогу у некоторых прихожан, но отец Василий знал этого нищего уже двадцать лет. Артем, или Тема, как его привыкли все называть, был безобиднее мухи. Все копейки, собранные за день, он молча раздавал другим нуждающимся.