"Вот так же охотился на львов в Эфиопии и Гумилев, которого я недавно пересматривал и нашел, что у него на пятьдесят глупых надуманных виршей есть два-три неплохих стихотворения. И прочел у него между прочим такое:
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
И, прочитав, написал на книге своих "Избранных стихов":
- Завидую! Как прославился стихами! А я? И все потому, что драконы-то - не чета пиджакам и темным платьям,- они понимают толк в стихах! А я облаков видел сколько угодно, водопады тоже видал, а вот драконов - ни единого! Поневоле читал иногда пиджакам".
...По живости своего темперамента он многих бранил, но часто тут же, в той же фразе, напоминал обо всем талантливом, обещающем, что находил в них. Бранил он легко, очень легко, но это зависело от многого: он был безгранично требователен к себе и хотел того же от других.
Я не избегла общей участи: бранил он и меня, и как страстно! "В своем последнем письме ко мне ты назвала свой рассказ "несовременным": постыдись,разве можно писать что-нибудь художественное, думая о временном?" 1
На "Бельведере" жизнь Кузнецовой началась в 1927 г., а первый раз она была у Буниных в августе 1926 г. Она прожила у Буниных, уезжая время от времени на два-три месяца, до апреля 1942 г., когда совсем переселилась в Канны. В 1949 г. переехала в Америку. "Хотя я,- писала она 6 ноября 1969 г.,- и уехала из Грасса "во время голода", как написал Зуров, но, конечно, не голод был этому причиной. В то время всюду было голодно, и в Каннах еще больше, чем в Грассе, где были все же кое-какие связи.
1 "Новое русское слово", Нью-Йорк, 1970, 25 октября.
Причин моего отъезда было много, а в частности были и чисто личные. Разумеется, отъезд мой на некоторое время создал атмосферу болезненного разрыва с Иваном Алексеевичем, что и ему и мне было нелегко. Однако связь с бунинским домом не была до конца разорвана: впоследствии завязалась переписка, частью и деловая, так как в 52-м, 53-м годах (по желанию И. А.) мне и М. А. Степун была поручена корректура его книг, издававшихся в Нью-Йорке, в Чеховском издательстве ("Жизнь Арсеньева", "Митина любовь" и др.). Обе мы вели с ним по этому поводу оживленную переписку. [...] Всякий оттенок горечи исчез из его писем, некоторые из них были трогательно-сердечны. Вера Николаевна написала мне, что последнее письмо, которое он получил и прочел, было от меня.
В Америке я прожила десять лет. В 55-м году поступила в ООН, где и прослужила в издательском отделе корректором семь лет. В 59-м году наш русский отдел в уменьшенном составе (В. Андреева, М. А. Степун и меня) перевели в Женеву".