— Ты?! Откуда ты здесь? Как тебе удалось пройти?
— Ты забыла, кто я. — Петубаст нахмурился, заметив, как блеснула надежда во взгляде царицы. — Но я не помогать тебе пришел.
— Петубаст… скажи… Цезарион?
— Твой сын жив, и он в безопасности.
— Но Октавиан сказал…
— Похожих людей на свете очень много, у убитого не было скарабея с лишней лапкой…
— Цезарион, мой мальчик…
— Забудь о нем.
— Он станет фараоном?
— Нет! Это было условием его спасения. Цезарион оказался умней, он отказался от той власти, которую ему предлагала ты.
— Но почему, ведь он наследник Цезаря и… и мой.
— Ты так ничего и не поняла, Клеопатра. — Юный жрец присел на ложе рядом с царицей, та осторожно коснулась рукой его одеяния. Петубаст тихонько рассмеялся: — Боишься, что я видение? Нет, я живой человек. Когда-то жрецы просили тебя выбросить из головы мечты о Риме, потом о всемирном господстве, потом просили забыть о Марке Антонии, но ты не послушала. Тебе дали флот, чтобы разгромила римлян, но ты доверила управление им не египтянину и даже не греку, а тому же римлянину. И снова все погубила.
Он немного помолчал, потом заговорил снова:
— Твое время вышло. За детей не бойся, Цезарион далеко, остальных вырастят в Риме.
Клеопатра сидела, низко опустив голову, все, что говорил молодой жрец, было правдой, ей раз за разом помогали, но она снова и снова в угоду собственным мечтам о власти все губила. В результате погубила и Египет тоже…
Петубаст поднялся, шагнув к двери, Клеопатра почему-то поняла, что он сумеет выйти так же, как вошел — незаметно.
— Я погубила Кемет? Александрия погибнет?
— Александрия — это еще не Кемет, но я рад, что ты вспомнила хотя бы о ней.
— Помоги.
— Тебе помочь мог только народ Кемета, но, когда я предложил, ты отказалась, испугалась за сокровища Птолемеев.
— Я не о спасении говорю. Помоги умереть.
Жрец был уже у выхода, он обернулся, голос прозвучал тихо:
— Змеи любят смокву… Завтра вечером…
И словно растворился в воздухе, ни шагов, ни звука, даже занавеска не шелохнулась.
Не знай Клеопатра сына Пшерени-Птаха так хорошо, сомневалась бы, не привиделось ли.
Царица, а вернее, уже пленница, долго сидела, размышляя. Петубаст прав, он всегда прав, как и его отец. Когда она впервые решила связать свою судьбу с Цезарем, жрец в Серапеуме предупреждал ее об опасности, исходящей для Египта и лично для нее от Рима. Она не послушала, поплыла в Рим, но не ограничилась простым выступлением в сенате или признанием Цезариона сыном Цезаря, ей захотелось всемирной власти, пусть вместе с Цезарем, но всемирной. Мало было Египта, даже Рима мало.