Но сейчас Цезаря не было, а Клеопатра вот она, рядом, и ему совершенно не хотелось даже думать о привлечении ее к ответу. И все же для порядка Антоний попытался упрекнуть царицу, что не прибыла сразу, как ее позвали.
— Квинт Деллий может подтвердить, что отплыть из Александрии было невозможно, ветер дул с моря. Но как только он сменился, мы тут же отправились в Тарс в ответ на твое приглашение…
Вот тебе и на! Получалось, что он ее не вызвал, а пригласил, и она милостиво соизволила это приглашение принять?
Вообще-то надо было строго спросить за то, что помогала Кассию, но спрашивать совершенно не хотелось. Тем более Клеопатра чуть приподняла бровь:
— Божественный, не лучше ли отложить все разговоры до утра, а сейчас отдать должное вину и еде? Выпей вина, ты же Дионис.
Остальные тоже не могли дождаться, когда же, наконец, их Дионис пригубит свой кубок, чтобы и самим иметь возможность отдать должное напиткам и угощениям. Антоний поднял свой кубок:
— Пью за хозяйку этого судна, богиню любви Афродиту.
Клеопатра в ответ подняла свой:
— И за бога Нового Диониса!
Вино было великолепным! Кубки тут же наполнили снова. Разнообразие подаваемых блюд ошеломило пировавших не меньше, чем убранство зала, многие даже не подозревали, что можно приготовить столько вариантов рыбы! Луций заметил кому-то из соседей:
— Лукуллов пир по сравнению с этим просто вечеринка.
Его поддержали. Отовсюду раздавались голоса:
— Марк, тебе следовало давно пригласить царицу, чтобы она пригласила нас!
— Я готова пригласить вас всех в Египет, но при одном условии.
— Каком?!
— Вы будете защищать меня.
Надо ли говорить, что десяток глоток рявкнуло о готовности делать это?
— Марк Антоний, а ты?
Тот чуть нахмурился:
— У меня есть свои владения, чтобы их защищать.
Подливая ему вино и снова показывая свою роскошную грудь, Клеопатра чуть усмехнулась:
— Я не о владениях говорю, я спрашиваю тебя как женщина. Тебе нравятся мои девушки?
Она так быстро перевела разговор на служанок, что Антоний не успел сообразить, что ответить. Его глаза пробежали по залу и снова вернулись к груди царицы. Та едва заметно улыбнулась. Добавленное в вино зелье действовало как надо.
Остальные гости тоже распалились, отпускаемые ими шуточки по поводу красивых служанок становились все вольнее. Казалось, царица должна обидеться, но она и глазом не вела, принимая все как должное и даже сама отпуская некоторые шуточки. Удивительно, но при всей их вольности шутки Клеопатры не были ни грубыми, ни пошлыми, ни развратными.
К концу пира Антоний, уже не зная, что еще говорить, громко похвалил пиршественную залу. Царица улыбнулась: