— Тогда, — Коля понял, что, заигравшись в конспирацию, болтанул лишнего.
— Давай выкладывай… Выкладывай-выкладывай… Бойков, я все равно узнаю… Лучше сам. Чем он там грозился?
— Ну… Месть, все такое… Я ж ему все рассказал.
— Что — все? — Ольга не спускала глаз с соседушки.
— Ну, что ты, по моему совету, с ним закрутила. И что если он хочет разбираться, то пусть разбирается со мной. И чтоб губу на тебя не раскатывал, фокусник. Ничего не получится.
Ольга не вскакивала с места, не хваталась за пистолет и не пыталась попортить уважаемому Николаю Васильевичу интерфейс. Просто вздохнула и то ли самой себе, то ли ему произнесла:
— Коля, лучше б ты ему анекдот рассказал.
Около семи, когда соседи-музыканты настраивали инструменты, на опорном раздался звонок городского телефона. Снявший трубку Машков выслушал, потом передал ее Светочке, успев шепнуть: «Прокуратура».
— Да, слушаю.
— Светлана Юрьевна, здравствуйте, — раздался из динамика женский голос с металлическим оттенком, от которого хотелось убежать к рокерам.
— Добрый вечер.
— Это Лимонова из прокуратуры.
— Очень приятно.
— Вы должны подъехать завтра в пять ко мне.
Обычно подобным тоном работники военкомата вызывают уклонистов. С намеком на тяжкие последствия.
— А можно узнать, по какому вопросу?
— Все скажу, когда приедете. А я очень надеюсь, что вы приедете.
— Да… Хорошо. Я буду.
— Всего доброго.
Света повесила трубку, повернулась к Петру Егоровичу:
— Лимонова какая-то. Вызывает завтра.
— Лучше сходить. Как женщина она ничего, но как помпрокурора… Врагу не пожелаешь. Материалы наши контролирует. Надзирает. С прокуратуры тоже показатели требуют — сколько отказников отменили, скольких граждан уберегли от полицейского произвола. Если не понравишься, житья не даст, по каждой запятой дергать будет.
— Что значит «не понравишься»? Я ей что, Стас Михайлов?
— Не понравишься как сотрудник, а не как человек. Серегу покойного она все доставала. Тот пошутил, а она шутить не любит.
— Ладно, не буду… С Серегой, кстати… Я узнала — Бойков не пугал с полиграфом, — Светочка ни на минуту не забывала об основном деле.
Машков отреагировал спокойно:
— Да бога ради. Мне бояться нечего. А у Никиты ты зря на поводу идешь. Вон как суетится. Чувствую, знает он все.
В коридоре раздался топот тяжелых сапог, не исключено омоновских или собровских. Машков на всякий случай расстегнул кобуру. Через пару секунд на пороге предстала пара бородато-патлатых верзил в косухах и цепях с крестами:
— А концерт здесь?
— Да… Вон ваши места, — Машков с мрачностью акулы кивнул на клетку для задержанных.