…Сорок первый год. Война. Нам пришлось на таежных тропах заменить мужчин, ушедших на фронт. Мы месяцами жили в зимовьях, промышляя белок и медведей, сохатых и горностаев, кормили стариков и женщин.
Дорого доставался нам кусок хлеба: мы блуждали в тайге, утопали в снегах, в сорокаградусные морозы наживали простуду у костров, нередко за свою неопытность расплачивались кровью: в нас стреляли собственные ружья, нас калечили звери.
Теперь все это кажется далеким сном.
…И вот я снова возвращаюсь к порогу своей юности. Впереди показалась река Нёпа, приток Нижней Тунгуски. Будто какой-то великан взмахнул белой лентой, она извилась и упала среди гор. Даже отсюда, с высоты, я узнаю знакомые места. Хребет Юктокон. С высоты он похож на спящего медведя с темным загривком, отливающим зеленью. У его подножия дымится незамерзающее озеро, и кажется, что зверь дышит. Вот сейчас он услышит гул самолета, поднимет морду, покрытую куржаком, и недовольно зарычит на весь лес.
Я внимательно оглядываю тайгу вокруг хребта, надеясь увидеть зимовейко или палатку. Где-то здесь стоянка старой эвенки Авдо, которая во время войны на таежных тропах была для меня и матерью, и старшим товарищем.
Помню, как-то заблудился я, двое суток кружил по тайге, выбился из сил. Разложил костер и отдался на милость судьбы.
Вечером появилась Авдо. Глянула на меня, сбросила понягу,[1] присела у костра.
— Совсем худой парень, — проговорила Авдо. — Пошто в зимовье долго не приходишь?
— Заблудился, — отвечаю я, но на Авдо не смотрю: мужчинам позорно плутать по тайге. — Куда ни пойду, а все опять к этому дереву выхожу, — я показал на сломанную ветром лиственницу.
— Маленькие речки переходил? — спросила Авдо.
— Несколько раз. А что?
— Пошто худо думаешь? Куда эти речки текут?
— В реку Непу.
— По ним надо идти. Речки приведут на реку Непу. По ней зимовье найдешь. Все совсем просто.
Не одного меня Авдо выручала из беды, терпеливо учила охотничьему делу.
…Авдо. Какой ты теперь стала? Ведь мы не виделись с тех пор, как я ушел служить в армию. А времени прошло ни много ни мало — около десяти лет.
А вот показался хребет Икандой, похожий на огромный чум. Вершина его голая, присыпанная снегом. На склонах пышно разросся сосновый лес, у подножия протекает река. Она уже замерзла, и только в одном месте виднеется синяя дымящаяся полоска-полынья на перекате. На правом берегу реки десятка два-три домов. Их полукольцом обступил лес. Это деревня Ика.
…Вот и родной дом. Мать постарела, вроде и ростом стала ниже, прибавилось седины, на лбу появились новые морщины. Только глаза остались прежними: внимательными и чуточку задумчивыми. Сестра Надя из худенького нескладного подростка, какой я ее видел в последний раз, превратилась в солидную женщину.