Где-то громко вскрикнула ночная птица.
— Ух, мать твою! Прям как в дремучем лесу из тридесятого царства! Того и гляди, какой-нибудь леший выскочит… Славка, ты покуда фары-то не выключай — я дверь пойду отопру. Не по себе мне что-то!
Вздрагивая не то от страха, не то от ночной прохлады, подруга метнулась к дому. Вскоре во всех комнатах и даже в полуподвальной кухне горел свет. Я загнала машину на участок, закрыла ворота и присоединилась к Мане. Она, заботясь о нашем здоровье, приготовила по стакану теплого молока.
— Пей, Ярослава, — подружка заботливо пододвинула ко мне большую кружку, — божественный напиток: нервы успокаивает, сон нормализует… Эх, Славка, интересные дела у нас с тобой намечаются!
— Куда уж интереснее! Не знаешь, с какого боку копать. Любовь Александровну сразу можно исключить из числа подозреваемых. Пока я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, что Макарыч непричастен к ограблению. Да и личность заказчика ограбления по-прежнему остается для нас темным пятном. Ладно, Мань, пошли спать, а то я уже не в состоянии ни о чем думать, кроме кровати. Мне нужно срочно бросить себя в горизонтальное положение…
Какое-то неясное ощущение разбудило меня почти сразу, как только я провалилась в сон. По крайней мере, мне так показалось. Довольно долго я лежала, прислушиваясь к незнакомым звукам чужого дома. Все настораживало: и скрип половиц, и шум деревьев за окном, и отдаленный грохот железной дороги. Я попыталась привыкнуть ко всем этим звукам и даже как-то их классифицировать.
И тут на кухне щелкнула кнопка электрочайника, а следом хлопнула дверца шкафа. Без сомнения, в доме кто-то был!
— Ой! — прошептала я, натягивая одеяло на голову. Впрочем, страусиная политика в данном случае не годилась: так, чего доброго, можно пропустить все самое интересное.
Вынырнув из-под одеяла, я бесшумно скользнула к кровати, на которой безмятежно дрыхла Манька. На секунду где-то в глубине души оживилось чувство зависти: мне тоже хотелось спать, а не рыскать по дому в поисках незваного гостя. Прогнав эти некрасивые мысли, я зажала Маруське рот ладошкой и вполголоса позвала:
— Мань! Маня, просыпайся, слышишь?
Подруга дернулась и что-то страстно замычала. Если бы рот у нее был свободен, мычание прозвучало бы гораздо громче и походило бы на вопль Тарзана, впервые увидевшего человека.
Я плотнее прижала ладошку к губам подруги:
— Не ори, сирена ты моя сладкоголосая, а то до утра не доживешь!
Сирена, кажется, неверно истолковала мои слова. Она зажмурилась и попыталась укусить меня за руку. Ничего у подружки не вышло, а вот я разозлилась: