— Мне нужно с тобой поговорить.
Еще до того, как самый обыкновенный твой взгляд дал моей слабости возможность проявить себя, я произнесла, с трудом заставляя себя не запинаться от волнения, фразы, которые знала наизусть:
— У меня есть для тебя послание: «Арьяман, йадйапйэте на пашйанти лобхопахата-четасах кула-кшайа-критам дошам митра-дрохе ча патакам». «Ослепленные жадностью, эти уж не видят, не различают в истреблении рода — скверны и в предательстве — преступленья», — перевела я тебе эти слова, хотя и знала, что ты прекрасно все понял и без моего перевода.
Твое лицо посерело, черты словно бы расплылись. Ты посмотрел на меня таким взглядом, что мне показалось, будто на меня подул ледяной ветер.
— Это послание — от Отто Крюффнера, — продолжала я. — Он положил листок с этими словами в известную тебе книгу незадолго до того, как ты его убил. Он знал, что ты станешь ее искать и что рано или поздно ее найдешь. Возможно, он догадался, что ты хочешь его убить, поскольку на охоте ты выстрелил в него не случайно, а специально. А в ту ночь… В ту ночь у тебя провалов уже не было. Ты использовал подушку, да? Благодаря подушке не было слышно выстрела. Потом ты начал манипулировать мной, как марионеткой. Ты обеспечил себе прекрасное алиби. И ты… Как ты мог так поступить? У тебя хватило хладнокровия выстрелить человеку в голову! Тебе не составило особого труда обеспечить себе алиби на тот момент, когда прозвучал второй выстрел — ну, или что-то на него похожее. Это ведь был не выстрел. Эта была обычная петарда, приведенная в действие при помощи своеобразного фитиля, который горел ровно столько, сколько тебе требовалось для того, чтобы разыграть небольшой спектакль, и представлял собой не что иное, как сигару. Затем, когда мы вдвоем прибежали в комнату Крюффнера, ты заставил меня поверить, что тебе стало дурно и что именно поэтому ты бросился в ванную. В действительности ты оставил там свое… приспособление и заскочил туда, чтобы его оттуда убрать. Теперь все сходится: запах табака в комнате, перо из подушки на полу, отсутствие надлежащих следов огнестрельного ранения на трупе… Теперь все сходится.
Мне вдруг показалось, что мне не хватает воздуха. Твой угрожающий взгляд и твое молчание действовали мне на нервы. Я сглотнула слюну. Мое горло вдруг так сжалось, что через него почти не проходил воздух, и я едва-едва могла говорить.
— Его убил ты. Ты — Арьяман. А теперь, пожалуйста… скажи мне, что я ошиблась, скажи мне, что все это сделал Алоис! — прошептала я, и мой голос дрожал от изнеможения и тоски. — Скажи мне что-нибудь — ради всего самого дорогого, что у тебя есть!