— Ом… Ом… Ом Кали-Кама.
Мне явно не следовало здесь находиться. Я должна была немедленно отсюда уйти, пока кто-нибудь из этих пятерых меня не заметил.
«Ты должна бояться только живых».
Я побежала прочь. Побежала по подземному коридору, спасаясь сама не зная от чего.
Уже начинало светать, когда я, наконец-то вернувшись в свою комнату, улеглась на кровать и, укутавшись одеялами, закрыла глаза и попыталась уснуть. Однако у меня сильно болела голова — видимо, от продолжительного нервного напряжения и от выпитого шампанского, а потому заснуть я не смогла. Даже когда с наступлением утра в комнату проникли солнечные лучи, которые, казалось бы, должны были прогнать все мои страхи, придать мне храбрости и превратить прошедшую ночь в смутное воспоминание о каком-то дурном сне, на душе у меня отнюдь не стало легче.
«Прошлой ночью я видел, как вы выходили из своей комнаты», — сказал мне Ричард Виндфилд во время завтрака…
Как могло получиться так, что он узнал о моих похождениях? А может, он за мной следил? Это его дыхание я ощутила на своем затылке?.. Раздумывая о том, с чем мне довелось столкнуться прошедшей ночью и наступившим затем утром, я почувствовала, что мне становится очень-очень страшно…
* * *
Признаюсь тебе, брат, что, хотя я никогда не считал себя завистливым, ты часто пробуждал во мне мучительное чувство зависти. Не знаю, замечал ли ты это когда-нибудь, и не знаю, выдавал ли я когда-нибудь своим поведением то, что — с моей способностью скрывать свои чувства — я держал глубоко внутри себя, однако я точно знаю, брат, что я тебе завидовал. Я завидовал тебе той нездоровой завистью, которая подобна проказе, поражающей плоть. Я завидовал твоему умению привлекать к себе всеобщее внимание, твоему природному обаянию, твоей привлекательной внешности. Я завидовал тебе, потому что, когда мы находились рядом, ты затмевал меня, отчего я превращался в незаметную тень…
Хотя тот день начался для меня с радостных размышлений об успехах, которых я достиг прошедшей ночью в выполнении порученного мне задания, за завтраком в то утро — как и во многих других случаях — я снова начал тебе завидовать, и твое присутствие опять ущемляло мое самолюбие.
Когда я спустился к завтраку, за столом уже было полным-полно людей. Почти все они вели себя очень шумно — ведь уже начались празднества. Тем не менее мне казалось странным, что с самого раннего утра гул разговоров стал таким громким, что почти заглушал звон столовой посуды, бокалов, ложек и вилок, которыми бойко орудовали, утоляя голод, гости.
Наш отец когда-то говорил, что завтрак дает возможность насладиться спокойствием, охватывающим человека после чашечки хорошего кофе, почитать в тишине газеты и поразмышлять о наступающем дне. Было очевидно, что наш бедный папа никогда не был инициатором многолюдных празднований Рождества в замке Брунштрих и что эти празднования, конечно же, были порождением жизнерадостной и энергичной натуры нашей матушки.