Слуги удалились, чтобы выполнить эти сложные указания. А Марша вдруг как никогда остро поняла, что променяла праздное существование лондонского света на другую, полную труда и самопожертвования жизнь. С пугающей ясностью — учитывая, что ситуация была самой житейской, а она находилась дома, сидя в одиночестве на огромном диване, обитом шелком цвета слоновой кости, дожидаясь прихода матери, — она осознала, зачем ей понадобилась столь разительная перемена.
Это было нужно для того, чтобы сказать презренному Дункану Латтимору — когда она увидит его в следующий раз, — как богата ее жизнь, настолько выше она всего того, что случилось много лет назад.
Сегодня этот день настал. Она и не догадывалась, как жаждала этой встречи, как хорошо к ней подготовилась — годы и годы работы, цель которой была доказать, что она сильна, что осталась несломленной, несмотря на бесцеремонное вмешательство графа в ее жизнь и жизнь Финна.
Марша закрыла глаза. Настал миг ее торжества, оправдывающий все жертвы.
Но она ничего не почувствовала.
Господи, что бы это значило — ничего не почувствовала?
В холле послышались тихие шаги, и она открыла глаза. Зачем ей сердечные муки, если есть то, что она чувствует при звуке этих родных шагов, — радость и волнение. Любовь. И некоторую неловкость — но совсем чуть-чуть.
В гостиной появилась маркиза Брэди — видение в бледно-голубом, светлые, чуть ли не до белизны, волосы зачесаны наверх и искусно уложены.
— Ах, дорогая, как же я рада тебя видеть!
Марша вскочила с дивана.
— И я тебя, мама!
Подобно двум путникам в пустыне, приметившим оазис, они пошли навстречу друг другу по золотому бархатному обюссонскому ковру и встретились под люстрой, на которой позвякивали искрящиеся хрустальные подвески.
Мать обняла ладонями лицо дочери и расцеловала в обе щеки.
— Жаль, что ты не предупредила, что приедешь. Папа повез все семейство взглянуть на лошадь, которую собирается купить. Разумеется, я ее уже видела. Но он хочет услышать мнение детей. «Так заведено у Брэди», — говорит он. Да ты сама знаешь. — Ее глаза лукаво блеснули.
Марша рассмеялась.
— Я прекрасно знаю, как папа настаивает, чтобы все делалось, как «заведено у Брэди». — Она крепко обняла мать, наслаждаясь ее теплом и исходящим от нее ароматом земляники. — Я очень по тебе скучала. Прости, что не дала тебе знать, что приеду. Этот визит вышел случайно. И боюсь, я ненадолго. Я оставила кучера в ближайшей гостинице. Он заедет забрать меня через час.
— Просто безобразие, — сказала мать, но затем просияла: — Однако Бербанк распорядился подать чай. Мы выпьем чаю и поболтаем, только ты да я.