— Меня тошнит от твоих слов, — процедила Ольга.
Мама начала всхлипывать. Не сдержавшись, она прижалась к груди Глеба, щедро поливая ее слезами.
— Моя вина только в том, — продолжал Глеб, сглатывая слезы, — что я, дурак, пытался казаться тебе совсем другим человеком, чем был на самом деле. Я наивно полагал, что ты крепче меня полюбишь, если я стану богатым, сильным, уверенным в себе. И я лез из кожи вон, чтобы крепко встать на ноги, чтобы сделать себе карьеру. Я — ха-ха, это смешно, очень смешно! — часами стоял перед зеркалом, отрабатывая громкий голос, волевой взгляд и тренировал смелое выражение лица. А на самом деле я как был, так и остался слабым, легкоранимым и впечатлительным человеком. Только ты об этом не знала. Ты не знала, каких усилий мне стоило корчить из себя преуспевающего и самодовольного бизнесмена. Я жил только одной мыслью и надеждой на то, что ты станешь моей. Я готов был в лепешку расшибиться, чтобы сделать тебя счастливой…
— Глеб, — прервала его Ольга измученным голосом, — я ненавижу тебя. Я не могу больше тебя слушать. Уходи быстрее!
Она обессиленно опустилась на диван. Ее знобило. Мама вытирала краем фартука слезы.
— Еще два слова, — пообещал Глеб. — Я не буду прятаться от милиции. Зачем? Какой смысл жить на этой планете, среди этих людей, если у меня не будет тебя? Я до последнего надеялся, что смогу завоевать твое сердце. Мне казалось, что наше счастье совсем близко, можно протянуть руку и потрогать его… Но тут появился он, этот парень. Оленька, я сразу почувствовал, как он выталкивает меня из этой жизни, как отрывает нас друг от друга, как раздавливает меня. Он сильный, высокий, у него на груди ордена, а за плечами — война. Куда мне с таким тягаться? Но ведь он отбирал мое, то, что ему не принадлежало! — Глеб зажмурил глаза, потряс головой, и на его щеки снова выплеснулись слезы. — И я понял, что мы вдвоем… что нам…
Он не договорил, слезы начали душить его. Мама запричитала:
— Глебушка, ну не убивайся же ты так! Не кори себя!
— Что толку, мама… — прошептал Глеб, бережно отстраняя от себя женщину. Ксюшка захлопала мокрыми глазами, шмыгнула носиком и погладила Глеба по рукаву.
— Мне тебя жалко… И зайка плакать будет…
— Прощайте, — прошептал Глеб. — Простите, если сможете…
Он уже повернулся, чтобы выйти в прихожую, как в дверь позвонили. Мама встрепенулась, оглядела комнату, будто выбирала, кому можно было бы поручить открыть дверь, приложила палец к губам и на цыпочках вышла в прихожую. Она с опаской приблизилась к «глазку», как к дулу пистолета, и тотчас отшатнулась от него.