Катер сбросил ход, закачался на волнах. Смуглый парнишка ловко перелез через скамью, достал из-под сиденья комплект ремней и помог Соне надеть их. Она почувствовала себя неловко и неуверенно, как лошадь в неудобной упряжи. Парень помог ей перебраться на кормовую платформу, пристегнул ее «упряжь» к стальным карабинам на парашютных стропах, развернул парашют.
Розовое полотнище затрепетало на ветру, надулось, на нем появилась огромная улыбающаяся физиономия. Соня почувствовала, как стропы, натянувшись, потащили ее назад. Но с другой стороны ее удерживал тонкий трос.
– Порядок! – Парнишка показал большой палец, нажал кнопку.
И она оторвалась от катера, взлетела и начала набирать высоту.
В ушах гудел ветер, катер удалялся, становился все меньше и меньше. Ее связывала с ним только тонкая линия троса.
Высота увеличивалась и увеличивалась, горизонт расширялся. Далеко внизу она увидела их корабль: изящные обводы гулета, мачты, свернутые паруса…
Она поднималась все выше и выше.
В памяти всплыли знакомые с детства слова: «Отчего люди не летают? Отчего люди не летают так, как птицы?»
Летают! Еще как летают! И вот она сама сейчас летает над бирюзовым морем, как птица!
Нет, не как птица – как осенний листок, летящий по ветру.
Соня почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной под наполненным ветром шатром парашюта. Внизу, далеко-далеко под ней, раскинулось выпуклое бирюзовое зеркало моря, по нему тут и там были разбросаны зеленые острова, где-то среди них стоял их корабль, но теперь и он стал всего лишь крошечной темной точкой на сияющей бирюзе, а катер… катер вообще было не разглядеть, он затерялся в просторе, и только тонкая нитка троса связывала с ним Соню…
Внезапно ей стало страшно.
Трос казался теперь тонкой паутинкой, которую может разорвать любой порыв ветра, и что тогда? Куда унесет ее ветер? В бескрайний простор моря или туда, где на горизонте синели горы? Или вообще в бесконечную синеву неба?
Приступ страха был недолгим: она снова почувствовала восторг полета, восторг безграничной свободы…
Ей хотелось длить и длить это чувство, хотелось лететь выше, еще выше, в сияющую бесконечную пустоту, где безраздельно царило ослепительное солнце… ей хотелось растаять, раствориться в его ослепительном сиянии…
Но трос дернулся, натянулся, и начался медленный, неотвратимый спуск.
Неужели время, отпущенное ей на полет, на абсолютную свободу, уже истекло? Соня вспомнила, что ей обещали пятнадцать минут, и пожалела, что не настояла на более долгом полете… впрочем, это были самые долгие, самые восхитительные минуты в ее жизни!