— Марин, расскажите немного о себе, — попросил он, когда тот закончил и стал ожидать реакции начальника.
— С самого начала? — судья дерзить не хотел, эти слова вырвались у него сами собой.
— Нет, как вы учились ездить на велосипеде, меня не интересует. Как вы проводите свой досуг?
— Я вообще-то шахматы люблю, — подумав, сообщил Марин. — На лыжах бегать.
— Вчера не бегали?
Марин стал подозревать, что произошло нечто внештатное.
— Вчера нет. — Им стала овладевать злоба. — Я чередую. Летом — шахматы, зимой — лыжи.
— А в межсезонье делами не занимаетесь?
— Какими именно?
— Уголовными! Дело по леспромхозу помните?
— Конечно, помню! — огрызнулся Марин.
— Там точно все чисто? За шкуру вас не возьмут?
«Вас! — отметил про себя Марин. — Почему это вас, а не нас?»
— Все чисто. — Марин растерялся, похлопал ресницами и побледнел.
— Ладно, идите, Марин.
Тут Владимиру Викторовичу показалось, что Лукин произнес его фамилию с маленькой буквы.
— Если сунетесь в суд со своим иском о защите чести и достоинства, которых у вас нет, то это будет последний документ, который вы подпишете: «судья Марин». За этого человека я любому горло перегрызу. Вы поняли?
Марин ничего не понял, но сказал совсем другое.
Лукин остался в кабинете в одиночестве. Он погрыз дужку очков и подумал, что ставил не на того. Человек без капли совести он, этот Марин, дерзкий и бездумный. Если его вовремя не остановить, то он и дальше будет вести себя в том же духе. Чего доброго, и на него, Игоря Матвеевича, маляву какую настрогает. Змею, одним словом, на груди председатель пригрел. Но Марин — не авторитет. Этому рога с башки быстро сбить можно.
Лукин вздохнул, покачал напоследок головой, вернул очки на переносицу и углубился в бумаги.
В восемь вечера Антон ворвался в кабинет прокурора Пащенко, занося с собой запах сырости, хвои и грибов.
— Маслята пошли? — не поднимая головы, справился Пащенко.
— Какие маслята? — Копаев выдохнул волну свежести. — А, грибы. Я встретил пяток. Но ножа не было с собой. Приятель, я нашел кровать.
Прокурор медленно поднял взгляд и заявил:
— Поздравляю. Ну и как она?
— Кто?
— Та, что с кроватью.
Копаев налил из прокурорского графина стакан воды и залпом выпил.
— Ты не понял. Я нашел, где стояла та кровать, которую привязали к ноге Рожина. В трехстах метрах от места обнаружения тела находится санаторий. Название у него такое мутное — «Тихий причал». Я сегодня с утра пораньше туда проскочил и со сторожем побеседовал. Этот негодяй выморозил у меня сотню, но, когда раздобрел, забыл и о страхе перед администраторшей, и о служебном долге. Одним словом, когда выпьет — себя не контролирует. — Он осторожно присел на стул и с наслаждением вытянул ноги.