— Вперед, не задерживаться! Через город на север! — прозвучало в наушниках радиста головной машины. «Тридцатьчетверки» рванулись по улицам Эльбинга, и гусеницы их гигантскими зажигалками высекли из брусчатки мостовой частые искорки.
Большой затаившийся город тяжело дремал. На площадях и в подъездах горели прикрытые металлическими колпачками электрические фонари. Рассчитывая на нелетную погоду, горожане не желали лишать себя удобства электрического освещения. Двери кабачков и ресторанов поминутно открывались, пропуская неторопливых посетителей. В такие минуты широкие полосы света лучисто ложились на мостовую, освещая на стенах противоположных домов рекламные щиты и афиши с броскими крупными буквами.
Жители, прогуливавшиеся по тротуарам, с восторгом взирали на танковую колонну. Их восхищала и скорость боевых машин и их тяжелая поступь, от которой содрогались массивные каменные строения и звонко пели стекла в переплетах оконных рам. То ли они принимали колонну капитана Дьяченко за курсантов своего танкового училища, возвращающихся с занятий, то ли за подкрепление, присланное немецким командованием в помощь гарнизону, но никто из них пока что не поднимал тревоги. Все было спокойно.
Проскочив несколько мостиков и перекрестков, головная машина резко затормозила при выходе на большую площадь. За ней остановились и другие. На площади людно. Желтые блики от уличных фонарей кругами ложатся на темную брусчатку мостовой, тускло освещая площадь И тротуары.
Через открытый башенный люк своей машины, ставшей теперь в голове колонны, Дьяченко видел группы военных, движущихся в центре и по краям площади. Это под наблюдением унтер–офицеров совершали вечернюю прогулку курсанты Эльбингского танкового училища.
Группа офицеров, остановившись, настороженно рассматривала выдвинувшуюся вперед головную «тридцать четверку». Вдруг один из них стремительно бросился в приоткрытую дверь кинотеатра. Другой побежал на противоположную сторону выходящей на площадь улицы, где маячила фигура часового и зенитная пушка с высоко вздернутым стволом. Третий, обернувшись лицом к центру площади, сложил рупором ладони рук и что‑то громко, отрывисто крикнул. Слов его танкисты не расслышали, но, судя по тому, как ближайшая к танку куча курсантов разбежалась во все стороны, стало ясно, что это был сигнал тревоги. Раздался и потонул в нарастающем шуме пистолетный выстрел. Почуяв недоброе, толпа гражданских, выходивших из подъезда кинотеатра, шарахнулась обратно в подъезд.
Дьяченко понял: колонну опознали, началась тревога. Пока она всколыхнула лишь людей на площади, но через минуту офицер, вбежавший во входную дверь кинотеатра, доложит по телефону дежурному гарнизона, и тогда весь город ощетинится. «Дальше медлить нельзя, нужно ошеломить врага внезапностью и, пользуясь суматохой, проскочить на северную окраину города», — решил капитан.