— Мама тебе понравилась?! — Юрка открыто обрадовался, даже в глаза мне заглянул сбоку, нагнулся, и на его лице была улыбка. Я кивнул. — Вот что, Владька. Ты никуда не вздумай убегать. Во–первых, пропадёшь. Запросто. Поверь. А во–вторых… — он встал, подошёл к двери, открыл её. Там немного стемнело. Где‑то гавкала собака, слышалась неразборчивая музыка. — А во–вторых — я тебе не сказал главного. Пошли‑ка в дом. Поговорим у тебя в комнате.
Я тоже поднялся и встал около двери. Небо в ветвях было призрачным, бледные редкие звёзды запутались среди листьев. Воздух сильно пахнул цветами — как будто собиралась гроза.
— Погоди, — попросил я. — Поставь снова ту песню. Когда я вошёл, она играла.
Юрка посмотрел на меня внимательно и печально. Странно, мне даже не по себе стало. Потом — подошёл к магнитофону, мотнул плёнку и, повернувшись ко мне лицом, оперся рукой о стену:
— Слушай.
— Я подумал, что закончилась война…
Мёртвых — в рай. Детей и пленных — по домам…
Наконец‑то эта взрослая игра
Отшумит, как бестолковая зима…
Наконец‑то вместе с кровью красный лёд
Уплывает с незасеянных полей!
Мать–земля в себя возьмёт…
Мать–земля в себя возьмёт!
Наконец‑то мы посеем в поле хлеб…
Мать–земля в себя возьмёт…
Мать–земля в себя возьмёт!
Наконец‑то мы посеем в поле хлеб…
Может, он и не очень пел, этот мальчишка[20]. Но в его песне были жизнь и живая боль. Чувствовалось, что он поёт, а не заученно и умело проговаривает слова. А это, знаете, сейчас редкость.
— Уничтожим вместе мины на полях!
Зацветёт в железных рощах виноград!
Пусть усеяна осколками земля -
Нелегко руками будет их собрать…
Школы заново построим для детей,
Слёзы сменит на улыбки детвора…
И наступит светлый день!
И наступит светлый день…
А пока — идёт недетская игра!
И наступит светлый день!
И наступит светлый день…
А пока — идёт недетская игра!
Будут дети в танках сломанных играть,
Будут люди строить заново дома…
Не сейчас — а когда кончится игра.
Когда пороха рассеется туман.
Я подумал, что закончилась война…
Мёртвых — в рай. Детей и пленных — по домам…
Эта взрослая игра…
Эта взрослая игра
Отшумит, как бестолковая зима…
И — пошла очень печальная музыка. Просто музыка, без слов.
А я увидел, что у Юрки блестят глаза. Отвёл взгляд, но недостаточно быстро. И удивился, когда услышал:
— Теперь я точно тебе хочу кое‑что рассказать. Мама уже спит, мы будем говорить долго.
* * *
Это была самая странная ночь в моей жизни. Ночь в далёком городе, в большом доме, где бодрствовали только мы двое — двое мальчишек. И огромное ночное небо июня. Небо, казавшееся призрачным и странным.