— Да вот он, тут, со мной, — закончил Юрка и. показав мне мобильник, сделал губами: «Про тебя спрашивает!» Я кивнул и улыбнулся.
Хотя и улыбаться не было желания.
Ни малейшего.
Сашка с обеими девчонками — Ольгой и Аней — ушёл первым; вместе с ними пошли Димка Лукьянов и Витька Редин. Они уже исчезли в темноте, когда оттуда послышалась гитара и голос Коновалова:
— Глухо лаяли собаки
В убегающую даль…
Я явился в чёрном фраке -
Элегантный, как рояль.
Вы лежали на диване -
Двадцати неполных лет…
Молча я сжимал в кармане
Леденящий пистолет…
К нему присоединились другие мальчишки:
— Расположен
кверху дулом
Сквозь карман он мог стрелять,
А я думал,
я всё думал -
Убивать? Не убивать?
Уличный концерт прервал злобный женский визг:
— Ды коды ж вы заткнётись, падддддддонки, сво–ло–та–а-а малолетняя…
— Пэ–э-эрдон, ма–адам, — раздался голос Сашки, а затем — звонкий хохот девчонок, потому что послышалось очень громкое, очень похожее и очень гнусавое подражание саксофону — типа «ууу–ммм–па–ба, уммм–па–ба, па–ба–па…»
Похоже, оппонентка задохнулась от негодования.
Юрка тоже слинял (они с Нинкой вместе укатили баллон), но я на него не обиделся. Не со мной же ему целоваться? Пашка с Димкой и Максим тоже ушли вместе. Остались кроме меня Роман и Вадим. Вадим, хотя и полностью оделся, сидел на берегу и бросал в воду камешки. Роман, качая кроссовками в руке, спросил его:
— Пойдёшь?
— Скажи там, что я попозже, — ответил Вадим и махнул рукой — нам обоим: — Пока.
— Пошли, провожу, — кивнул мне Роман. Я хотел было сказать, что ничего не боюсь, но потом сообразил, что он и не имел в виду это — а просто думал, что я не найду дорогу. Я её отлично запомнил, но отказываться не стал.
Как не стал и обуваться.
Мы поднялись переулком. Горели редкие фонари окна домов, было не так уж темно, как казалось у речки и довольно многолюдно — на лавочках тут и там сидели компании разных возрастов (от предподросткового до глубоко пенсионного), обсуждавшие насущные проблемы, кто‑то ещё катался на великах. Особого шума слышно не было. Земля оказалась тёплой, я только немного боялся распороть ногу о какие‑нибудь дары цивилизации.
— Ты на Юрку не обижайся, — вдруг сказал Ромка. — У них с Жютиком большая любовь.
— С кем? — не понял я. Ромка негромко засмеялся:
— А, это у Настёны прозвище такое — Жютик… А тут такое дело, сам видишь, мы думали, что он уже вернулся, а его подкараулили…
— Ничего, что он про всё мне рассказал? — не стал я развивать эту тему. Роман усмехнулся — я увидел эту усмешку: