— Ну‑ка, Тонька, неси квасу, — сказал Юрка, опуская топор и глядя на солнце. Мальчишки принялись собирать щепки — явно для каких‑то своих нужд. Девчонка рванула к дому — и ойкнула, увидев меня, затормозила на полной скорости.
— Доброе утро, — пискнула она. Я кивнул и, посторонившись, пошёл к Юрке. Мальчишки рассматривали меня тем неприятным неотрывным взглядом, которым маленькие дети умеют смотреть на тех, кто им интересен.
— А, проснулся, — Юрка разминал пальцами плечо. Шрам немного вспух. Я по–прежнему молча кивнул на него, Юрка поморщился: — Фигня. Поколешь?
— Давай, — я принял колун. — Только я никогда не колол.
— Мы все учились понемногу… Сашок, тащи чурбак.
Мальчишка — тот, который покрепче — притащил и установил обеими руками берёзовый обрубок. Он был в обычной пятнистой майке и джинсовых шортах и — на что я обратил внимание — не замурзанный, ухоженный. Ну, насколько вообще может быть ухоженным пятилетний пацан, болтающийся на улице, похоже, уже довольно долго.
— Во, — сказал он и буквально стрельнул в меня взглядом. Да, он тоже не очень был похож на крестьянского мальчика. Дитя вокзала, расцвётшее теперь на природе, где можно никого не бояться и ни от кого не шарахаться… Я усмехнулся в ответ и грохнул по чурбаку.
Колун завяз. Юрка хрюкнул в кувшин (Тонька припёрла квас). Мальчишки переглянулись, и тот, что похлипче, сказал рассудительно:
— Не надо так сильно… — он словно бы замялся, Тонька что‑то ему шепнула, — …дядя Владик. Надо чтоб он только прямо шёл, — он показал ладонью, — а там он сам расколет. Он же тяжёлый. Папка так колол, когда мы там жили.
— Ты не помнишь, это я тебе рассказывал, — сказал первый, Сашок (ага, они братья, и не ровесники).
— Помню, — насупился мой советчик. Юрка благожелательно и щедро указал мне на колун, сидящий в чурбаке:
— Корчуй, дядя Владик… А я пока… оооп! — он подхватил Сашка и, неожиданно легко подняв в воздух, посадил его на край крыши сарая. Тот немедленно вцепился в край, завопил от восторга, заболтал ногами.
— Меня! — потребовала Тонька. — Меня, папа Юра–а!!!
Юрка и её определил туда же, потом — без просьбы — второго пацана и спросил у всех троих:
— Никого на дороге не видно?
— Не–е-е–е!!! — хором отозвались все трое.
Я, выкорчёвывая (точно сказано) колун, тихо спросил:
— Папа?
— Потом, — шепнул он.
Со второго раза колун завяз глубже и надёжнее. С крыши раздалось хихиканье — впрочем, вполне деликатное. Впрочем, я не стал обращать внимания — просто раскачал колун, вырвал его и, обрушив в третий раз, рассадил полено надвое. Юрка поставил одну половинку, вторую — но с ними я расправился проще. Юрка одобрительно сообщил: