— Елиуд пойдет со мной, — поднял на жену свои страшные белесые глаза Варавва.
— В разбойники? — ахнула жена. — Нет! Не дам! Лучше убей меня, но не трогай Елиуда. Он такой добрый…
— Глупая женщина. Слепому нужен поводырь. Он поможет мне найти дорогу к Богу. К Распятому…
«Господи, — подумала женщина. — Дорогу к Богу! Нет, это не ее Варавва. Не кричит, не спорит. Ни разу, как вошел, не ударил ее… Но о какой дороге к Богу он говорит? Дорогу к Иерусалимскому Храму слепому покажет каждый прохожий… Я сама могу его туда отвести. Зачем ему для этого Елиуд? А кто такой этот Распятый?»
— Ты знаешь, Мара, я не люблю много говорить. Особенно с женщинами. Но тебе, матери Елиуда, скажу. Я ищу другого Бога. Не нашего Ягве, а того, которого называют Распятым или Назарянином. Я хочу молиться этому Богу. Я слышал, он обещал раскаявшимся прощение. Хочу покаяться за молодость свою. Хочу креститься Святым Духом, как крестятся Его ученики. Я ведь говорил с ним, с этим Назарянином, еще до распятия. Мы сидели в одной темнице. Он совсем как я! Он говорил: покайся, Варавва. А я смеялся над ним… Но, знаю, Он меня примет, если покаюсь…
— Я ничего такого не знаю и не понимаю, — в ужасе приложила ладони к щекам Мариамь, дочь Иосии. — Ты говоришь что-то страшное. Как ты мог сидеть в тюрьме вместе с Богом? Разве Боги сидят в тюрьме? Я думаю, что ты сошел с ума, мой бедный Варавва… И потом, к какому Богу ты поведешь Елиуда, если Ягве един? Мне страшно за своего сына. Нельзя ему отпадать от нашего Бога. Уж лучше возьми его в разбойники, чем разлучать его с иудейским Богом.
— Много говорить — утомительно для тела, как учил Соломон, — устало сказал Варавва. — С Елиудом дело решенное. Я и так лишнего тебе сказал, моя Мара…
Им вдруг овладело страстное желание причинить боль этой что-то жалко лепечущей женщине. Он протянул руку, ища ее тело.
— Ну ладно, ладно… Иди скорее ко мне и покажи, как ты любишь своего Варавву.
Мариамь в страхе покорно приблизилась к слепому. Ее охватил ужас. Но она была бессильна противиться этому человеку. Ибо перед ней сидел страшный слепой бес, из тех приспешников сатаны, о которых рассказывали ей в детстве в доме отца. Бес схватил ее за руку и с силой швырнул на циновку.
Мариамь, заливаясь слезами, задрала рубаху. И прошептала покорно:
— Возьми, что задумал, и насладись…
Утром Варавва ушел вместе с Елиудом.
Глава 18
«В беде ученик твой, о Сенека!»
Люцию Аннею Сенеке радоваться.
Понтий Пилат
Пишу тебе, любезный Сенека, в глубочайшем расстройстве. В беде ученик твой Понтий Пилат, прокуратор злосчастной Иудеи. Надеюсь, Сенека, ты позволишь называть мне себя твоим учеником. В счастливые дни наших римских общений твои судебные речи и философские рассуждения поразили меня своей глубиной и блеском. За годы нашей разлуки сюда, в Кесарию, доходили списки с твоими мудрыми и рискованными мыслями о милосердии правителя, о том, что не клинок внушает к нему почтение, а справедливость… Я много думал над этим… Помню, ты говорил: «Жизнь — как пьеса: не важно, длинна ли она, важно — хорошо ли она сыграна». И я соглашался с тобой, не очень вникая в то, что это за пьеса, для кого она написана и кто ее автор?