— Ничего не могу с собой поделать. Опять видела тот же сон. Не понимаю. Чего они ко мне привязались, эти сны? Видела, как Пилат совершает неправый суд над молодым иудеем. Отправляет его на распятие.
— И что же дальше? — заинтересовался жизнерадостный Домиций Галл.
— Дальше не разглядела. Дальше закричал павлин, и я проснулась.
Пилат, которому до смерти надоели сны супруги, остановил ее:
— Оставь свой сон. Вот, уезжает друг. Можно сказать, последний. Римские друзья перебиты. Остался один Сенека. — И, обращаясь уже к Галлу, спросил: — А почему не тронули Сенеку?
— Я думаю, он откупился. Сенека, хоть и философ, но капиталец собрал. И не малый. Вот и расплатился, с кем надо.
Клавдия Прокула не утерпела:
— Это ты, Пилат, у нас философ-бессребреник. Моль весь подвой на плаще съела. Стыдно на людях показаться…
— Так научил меня жить Тиберий. Служить державе, а не лицам и не стяжать чрезмерно.
— Пусть бы он себя научил так поступать, — беззлобно заметил Галл. — Мне горестно оставлять тебя в такой печали. Но служба не ждет. Как еще посмотрит Вителлий на то, что я сначала к тебе заехал?
— Скажешь — в Риме грибами объелся, занемог, — посоветовал Пилат. — Там ведь часто такое случается. Скажешь, что неделю отходил у Пилата.
Повернувшись к жене, Пилат попросил:
— Подбери Вителлию какой-нибудь подарок. — И со значением добавил: — От Пилата.
— Вот это ты правильно придумал, игемон.
В этот момент от запертых ворот резиденции к Пилату подошел центурион:
— Прокуратору Понтию Пилату радоваться! Прибыл гонец из Иерусалима. Первосвященник приглашает игемона на иудейский праздник Пасхи в день четырнадцатый весеннего месяца нисана.
Клавдия Прокула неопределенно покачала головой. Пилат поджал губы. Галл не очень понимал, в чем проблема: ему, военному трибуну, командиру легиона, были чужды подобные сантименты. Галл был истый римлянин. А Пилат, на свою беду, был еще и философом. Галл не вникал в тонкости, хотя и мог бы при необходимости и вникнуть. Но солдату нельзя расслабляться.
Галл только спросил:
— Поедешь?
— Тягостно мне туда ехать. Пошлю на праздник трибуна. Пусть едет Луций Руф. Он смотрится как цезарь!
Мудрый Галл покачал своей породистой римской головой:
— Я бы подумал на твоем месте, Пилат. Как я понимаю, на празднике будет царь Ирод Антиппа и по протоколу должен быть прокуратор, а не трибун. Ты же сам только что говорил, что стал больше дипломатом, чем солдатом… И вообще, чем меньше ты будешь сейчас беспокоить Рим, тем меньше шансов, что репрессии по друзьям Сеяна затронут тебя.
— Все это я понимаю, — морщась, сказал Пилат. — Но не лежит у меня душа встречаться с Каиафой. Не лежит душа, вот и все. Ты понимаешь, Галл, что это такое: не лежит душа?