В то утро Реймонд сидел за столом в спортивном сером твидовом пиджаке, который с весны не надевал. Он стал придерживаться диеты и заниматься спортом и похудел на два размера.
Он просматривал заключение дисциплинарной комиссии, в котором то и дело мелькали знакомые ему имена. Фамилия Кэролайн Уайлдер повторялась несколько раз.
О том, что в него стреляли, когда он находился дома, Круз сослуживцам не рассказал — не потому, что считал это своим личным делом, а просто не хотел, чтобы все утро было потрачено на обсуждения. Видя, что лейтенант сегодня не очень разговорчив, все решили его расспросами не донимать. Его подчиненные, занимаясь другими делами, то и дело звонили по телефону. Разглядывая порнографические фотографии, найденные полицейскими в доме жертвы, они восклицали и присвистывали. Уэнделл притворялся, что его мутит.
— Ты со своими женщинами такое же вытворяешь? — спросил Уэнделл Хантера, который разглядывал особенно «горячий» снимок.
— Бог ты мой! — воскликнул тот. — Ты что же, думаешь, я извращенец?
— А как же! Еще тот извращенец, рост метр восемьдесят, рыжие усы, рубашка в зеленую полоску…
Ровно в полдень Реймонд сказал своим подчиненным, что пора перекусить. Как только сотрудники разошлись, он снял пиджак, отпер фанерный шкафчик и повесил в него свой короткоствольный пистолет тридцать восьмого калибра. Взамен он достал девятимиллиметровый кольт, сунул его в кобуру под мышкой и снова надел пиджак. Теперь он во всеоружии.
Сэнди проснулась оттого, что в поясницу ей упиралось что-то твердое. Выгнув шею, она увидела лежавшего рядом Клемента.
— Ты так рад меня видеть или просто хочешь в туалет? — спросила она.
Клемент ничего ей не ответил. Она не слышала, как он накануне ночью вошел в квартиру. Девушка перевернулась на спину и посмотрела на «оклахомского дикаря». Тот, не открывая глаз, поморщился и раздраженно пробурчал:
— Отстань!
— А я к тебе и не пристаю. У тебя что, был трудный день?
В ответ молчание.
— Не думай, что я весь день просидела дома. У меня тоже были дела.
Физиономия у Клемента была красная, раздутая; от него несло перегаром.
— Что, перетрудился? Где ты шлялся, гад?
Клемент открыл глаза, несколько раз моргнул, посмотрел на окно, в которое светило солнце, затем перевел взгляд на разметавшиеся по подушке светлые локоны Сэнди.
— Я ездил туда… на то место. В Вудворд… Как там было хорошо — как будто домой вернулся.
Он едва шевелил губами, поскольку ртом упирался в подушку. Он говорил так, словно у него сильно болели зубы или он только что разжевал стручок жгучего перца.