После того, как «страшная» правда вылезла наружу и начала расползаться по всем темным углам, передаваясь из уст в уста и естественным образом трансформируясь во что-то уж совсем неприличное, Дима Кара окончательно свихнулся. О том, чтобы найти происходящему другое объяснение, не могло быть и речи. Дима каялся. Причем он начал каяться еще раньше, чем его к этому принудили официально, а стало быть, каялся искренне и по доброй воле. И это было куда хуже, чем то, что он сотворил. Так, во всяком случае, думало большинство. Его покаяние было громким и омерзительным. Общественность «Стакана» кривилась в раздражении.
— Вот на что способны люди ради кресла продюсера программы, — говорили все.
— Нет, как ни крути, а клеветать на Ерша было перебором, — соглашались другие. — Заявить, что тот болен, что ему осталось жить не больше года, — это же до чего нужно дойти!
— Говорят, он пытался найти Ершова и пасть пред ним ниц. И это, между прочим, цитата: «Я упаду пред ним ниц!»
— Что за слова такие, пасть ниц! Откуда ты их выкопал?
— Он пришел в Парфеновскую часовню и принялся кричать, что он проклят, что он должен покаяться. И рыдал.
— Рыдал? — с интересом переспрашивали заинтересованные слушатели. То, что человек человеку волк и что на телевидении друг всегда готов продать друга — с этим все были более-менее согласны. То, что Дима Кара публично рыдал и истово крестился, не мог понять никто. По слухам, Гришка Ершов отказался встречаться с Карой и на его извинения наплевал. Он, опять же, по слухам, был по уши занят каким-то новым, страшно секретным проектом, создавал какую-то новую радиостанцию, финансируемую чуть ли не правительством. Первое Доброе Радио! Но это все — только по слухам. Слухами земля полнится.
— Он заявил, что покидает мир. Он уезжает на Алтай, к какому-то целителю. Сказал, что его там спасут.
— Что за бред? Нет, у нас тут действительно вредная работа. Некоторые выдерживают — некоторые свихиваются. От чего его спасать, а? — это был действительно вопрос. Дима Кара ничем особенно не болел. И врачи гораздо больше беспокоились о его лишнем весе, чем о его страхах по поводу онкологии. Однако Дима Кара был несгибаем. Он проникся уверенностью, что если он и не болен еще (в чем он лично сильно сомневался), то заболеет непременно, так как Господь Всемогущий его все равно покарает. Так не лучше ли начать спасительный путь покаяния и добродетели прямо сейчас, пока не началось?
Дима сидел теперь на самом строгом посте, какой только смог извлечь из недр всемирной виртуальной сети. Он не позволял себе употребить даже масла, не только сливочного, но и растительного. Он ел размоченную гречку, вареную фасоль и свежие овощи, отчего у него уже началось масштабное расстройство желудка — гастрит, который молчал раньше при любом переедании, теперь возмутился от сырых помидоров и огурцов. Это было неприятно и даже мучительно, но чем хуже чувствовал себя Дима, тем лучше ему становилось. И страшный спрут, зажимающий ему горло в ночное время, отступал, давая ему дышать.