Конечно, было бы лучше, если б дочь хоть какие-то чувства к родителям демонстрировала. Не чужие же люди. Но дочь выходила из комнаты только после того, как постоит, прислушавшись, к тишине необитаемого коридора. Пробиралась в кухню, как тень или ночной вор, кипятила чайник, доставала из холодильника вареники с картошкой или грибами — основа ее диеты лет с двенадцати. Где она брала на эти пельмени деньги — неизвестно. Впрочем, Степанида Ивановна догадывалась, отчего ее лицо загоралось яростью. Опять Адрианкина мать подкармливает. Вот ведь ни стыда, ни совести! Но со временем все остыло, и вино перешло в уксус. Все привыкли.
Адриана — лучшая подруга Ирины на все времена, как бы ни протестовали против этого Степанида с мужем — была единственной дочерью Наринэ Казарян, армянки, которая приехала в Таганрог в начале семидесятых и работала учительницей рисования в школе. Адриана и Ирина учились вместе, обе пошли в школу с шести лет, обе — в одну и ту же. Уму непостижимо, такая случайность! Впрочем, не такой уж большой город Таганрог. В общем, так получилось. Мир тесен. Но дружбу эту Степанида пыталась разрушить, видит Бог, она сделала все, что могла. А что толку.
Как только весь кошмар случился, Ирину перевели в другую школу, несмотря на все ее крики и возражения, но неприятная дружба и на этом не окончилась. Напротив, самые строгие запреты близко не появляться рядом с домом Казарянов приводили ровно к противоположному эффекту. А уж с Адрианой их вообще было водой не разлить.
Нет, Адриана не была плохой девочкой в том смысле, в котором это обычно понимается. Она не учила Иришку курить или пить. И даже напротив, скорее Наринэ могла бы опасаться негативного Иринкиного влияния — такой бурной, такой эмоциональной и подчас грубой та становилась, что просто руки опускались. Адриана же росла тихой, симпатичной и милой, своим миром уравновешивая Иринину войну. Она всегда хотела как лучше, даже если это «лучше» переезжало ее саму, как танк. Надо признать, характером Адриана пошла в мать — вечно искала компромиссы, вечно хотела всех примирить. Но в этом ли дело, если Степанида Ивановна мечтала стереть до основания воспоминания и о Наринэ, и об Адриане, вместе взятых, из головы своей дочери. Чтобы даже смутных образов их не осталось. Она и сама была бы рада о них забыть, пусть бы жили сами по себе. Пусть бы уехали к себе обратно, в Армению.
Это оказалось совершенно невозможным, что теперь, с годами, стало очевидно, но сделанного не воротишь. Не стоило и пытаться. Результат — «вы мне никто» и дочь, таскающаяся где-то целыми днями или сидящая у себя в комнате за запертой дверью. Чем она там занимается? Вдруг чем-то