Эта вспышка озарения все меняет, вождь внезапно освобождается от тоски и отчаяния; в более глубоком смысле он чувствует, что освободился от оков смерти.
Это озарение для него обладает силой откровения свыше, это яркое и совершенно реальное переживание. В такой момент такие противоположности, как жизнь и смерть, уже не конфликтуют между собой; их конфликт был разрешен с помощью мифа. Вождь ясно видит абсолютную истину: духи умерших продолжают жить.
Он чувствует, что открыл великую истину. Это больше чем идея, это представление, которое он пережил в самых сокровенных глубинах своего ума.
* * *
Подобно истории о леопарде в кустах, интуитивная догадка вождя о посмертном существовании души может быть истиной, а может и не быть. Но важно, что эта идея основывается не только на игре воображения или мечте, но на чем-то более глубоком. Мы думаем, что все устойчивые мифы черпают свою силу из озарений, основанных на нейробиологических принципах, подобных тому озарению, что пережил вождь. Эти озарения могут иметь самые разные формы, и их могут порождать самые разные идеи. Скажем, тот же вождь мог бы увидеть туман, ползущий вверх по склону холма, и заключить, что, подобно этим таинственным облакам, умершие восходят вверх на священные холмы. Любая идея может привести к рождению мифа, если только в ней можно соединить логику с интуицией, что необходимо для достижения согласия между левым и правым мозговыми полушариями. Когда мозг достигает такой гармонии, неврологическая неопределенность преодолевается, экзистенциальные противоположности примиряются, и решается проблема причины. Тревожный ум видит в согласии всего мозга проблеск наивысшей истины. Кажется, что ум не просто понял эту истину, но живет ею, и данное качество висцерального переживания превращает идеи в мифы.
Такой индивидуальный миф может стать общим, когда, услышав о нем, другие люди найдут осмысленное и убедительное решение соответствующей проблемы. Это происходит не всегда. Члены племени вождя, например, не примут его представлений, если, когда он будет рассказывать им об этом, они не почувствуют в себе те же самые неврологические сигналы истинности, которые чувствовал вождь, когда получил свое озарение. Возможно, они не почувствуют тех интенсивных ощущений, что пережил вождь, но если хоть в малой степени переживут те же эмоции на неврологическом уровне, страстный рассказ вождя завоюет их доверие. Они поверят ему не потому, что он, как им кажется, прав, но потому, что они это прочувствовали. Они могут счесть, что вождь способен видеть невидимое, и создать на основе его представлений мифологическую систему.