Ребенок мог убить из зависти…
– Чему могла завидовать Оливия?
– Наверное, многому. Например, здоровым ногам.
– А Николас?
Священник прищурился и посмотрел на каменного ангела.
– Не знаю, завидовал ли кому-нибудь Николас. Он был человеком самодостаточным. Сам делал выбор и жил с ним.
– Тогда почему он не уехал из Тревельян-Холла, не поступил на флот, не начал жить в другом месте?
– Да, верно, Николаса всю жизнь тянуло к морю. В другое время он стал бы пиратом, как Фрэнсис Дрейк, или служил бы под началом Нельсона… или стал бы географом, как Хаклюйт. Живо представляю, как он водил бы чайный клипер в Китай и обратно.
Все, о чем говорил Смедли, требовало смелости, навыка и личной храбрости. Не говоря уже о склонности к уверенному лидерству. И тем не менее Николас позволил склонить себя к самоубийству…
Ратлидж покачал головой:
– Я не больше понимаю Николаса, чем в самом начале.
– Поверьте мне, Николаса вы и не поймете. Вы читали стихи?
Слегка замявшись, Ратлидж ответил:
– Нет. Еще нет.
– Позвольте мне как священнику дать вам совет.
Видя, что Ратлидж не отвечает, Смедли продолжал:
– Убедитесь, что ваши личные пристрастия и демоны не влияют на ваши выводы. Не сейте панику в Боркуме, ища себе отпущения грехов. Если вы не можете разгадать загадку, которая не дает вам покоя, найдите в себе мужество уйти, а мы, оставшиеся, продолжим жить как жили. Наша деревня очень маленькая, понимаете? У нас нет вашей лондонской искушенности. Вы уедете, а нам еще долго страдать.
Глядя вслед Смедли, который уходил по мокрой траве, Ратлидж терзался самыми разными чувствами. Хэмиш, наслаждаясь его тревогой, поспешил воспользоваться удобным случаем.
«Тебе и здесь никто не рад, и в Лондоне, – заметил он. – Не знаю, где твое место!»
«Отношение ко мне никак не связано с Тревельянами, – холодно ответил Ратлидж. – Священник прав. Надо разделять работу и жизнь».
«Тебе не удержаться вдали от Оливии Марлоу; она все равно проникнет тебе под кожу!»
«Она ничем не отличается от других подозреваемых! Во всяком случае, для меня!»
«Кроме того, что она умерла, – напомнил Хэмиш. – Ты поэтому не читаешь ее стихи? Раньше, когда ты думал, что она жива, ты перечитывал ее стихи довольно часто!»
Ратлидж выругался и направился к тропинке, которая вела от кладбища к дороге. Причины, по которым он не читал стихов, известны только ему; Хэмиша они не касаются.
День выдался долгим и утомительным. Его еще два раза вызывали на пустошь. Первый раз за ним прибежал мальчик. Дорога, по которой он ехал ночью, при свете дня казалась совсем другой: коричневой, зеленой, черной и желтой. Местность не слишком отличалась от йоркширских пустошей, которые Ратлидж так хорошо знал. Но и здесь земля была бесплодная; в сырых низинах росли камыши; то и дело попадались заболоченные участки и зыбучие пески.