— Виктор Андреевич велел тебе прийти завтра к девяти утра. Я рада, что ты хотя бы в этот раз не занимаешься самооправданиями, но этого ничтожно мало. Пока у меня нет причин тебе верить, но если ты обещаешь измениться, то я готова пока не предпринимать никаких новых мер. Пока я продолжу тебя обеспечивать и помогать. А сейчас поешь и ложись спать, завтра тебе предстоит многое объяснять в институте.
Мне почти не удалось поспать, хотя физически я чувствовала себя сносно. Утром я собралась и побрела в институт, долго нарезала круги вокруг него, но ровно в девять вошла в лабораторию. Некруев был уже там. Трясущимися руками я сняла куртку и встала напротив него.
— Садись, — он кивнул на стул.
Я села, уперевшись взглядом в стену.
— Что скажешь?
— Мне нечего сказать, — тихо ответила я.
— Ясно. Как поступим?
— Вы меня уволите и отчислите, я понимаю…
— А ты сама этого хочешь? — я покачала головой. Некруев встал и подошел к окну.
— Ксения, так дальше не пойдет. Мне жаль, что с тобой так происходит, и я понимаю, что тебе самой от этого плохо. Но тебя никто из этой ямы не вытащит, кроме тебя самой. Можно сколько угодно тебя жалеть, пытаться помочь, толку от этого не будет. Если ты готова сейчас брать себя в руки и начинать карабкаться вверх, то есть о чем говорить. Если нет, то будь добра, сообщи мне, чтобы я не тратил на тебя свое время. Можешь подумать до вечера, хочешь ли ты остаться на этой работе и под моим руководством.
— Я хочу остаться.
— Не торопись с ответом, подумай.
— Мне не надо думать, я уже все знаю. Пожалуйста, не отказывайтесь от меня… — голос сорвался и я расплакалась, проклиная себя за несдержанность.
Я никогда не плакала в институте и не плакала со дня смерти Арины. Но сейчас не могла остановить поток слез, кусая губы и пряча лицо в ладонях.
Виктор Андреевич какое-то время молча смотрел на меня, потом вздохнул и подошел, встал рядом, взял за руку и потихоньку погладил по голове.
— Ничего, это пройдет. Все будет хорошо.
Заканчивалась зачетная неделя, я довольно уверенно сдала зачеты и получила допуски до большинства экзаменов — кроме двух предметов, у Подбельской и Германовой. Это требовало безумных усилий, ведь базы знаний, которая должна была у меня появиться за предыдущие годы и служить основой для понимания текущего материала, у меня попросту не было. Мне приходилось прилагать в два раза больше усилий, чем той же Евгении Вересной, чтобы всего лишь вытянуть на жалкую тройку. Ситуация усугублялась моим полным неумением связно отвечать и страхом перед преподавателями.