Шеель загрустил, потом поинтересовался.
— Где вы теперь, друзья–однополчане?
Я, не моргнув глазом, ответил.
— Из одиннадцати человек до сегодняшнего дня дожили трое: Яша Фельдман, Вячеслав Крученых и, как ни странно, Саша Пушкин, хотя он около полугода прослужил в дивизионной разведке.
Шеель загрустил.
— Я гляжу, вы хорошо подготовились к встрече, Николай Михайлович.
— Конечно. Я их всех допрашивал.
Алекс поперхнулся.
— На предмет чего?
— Где может скрываться краса и гордость кружка покорителей космоса, сын имперского барона Алекс–Еско фон Шеель.
— И что потом?
— Что потом. Фронт… – я махнул вилкой, затем разлил шнапс по рюмкам. – Вас не заставляю. Исключительно по желанию, по зову, так сказать, сердца. Я и один выпью за помин. Это наша беда, советская. Это наши ребята.
Я перечислил их всех.
— Я хочу выпить за Пушкиных, Крученых, Фельдманов, за всех Татьян и Тамар, Петров и Василиев, Владиславов и Александров. За всех Кандауровых и Заслоновых. За незабвенную фрау Марту. Если кто желает присоединиться к пролетариям – присоединяйся.
Красный партизан и гитлерюгенд Крайзе первым схватил граненную рюмку. Шеель помедлил, потом тяжело вздохнул и тоже поддержал тост.
Мы выпили не чокаясь.
После короткой паузы барон загрустил.
— Видала бы моя вдова и боевая подруга, чем я тут занимаюсь.
— За баронессу Магдалену–Алису фон Шеель–Майендорф выпьем отдельно. Ну, за боевых подруг..»
* * *
« …На следующий день мы отправились в Карлсхорст, где размещалась Ставка военной администрации в Германии (СВАГ). Оттуда в закрытой машине добрались до Берлина, где в районе Панков, входившем в советскую зону оккупации, была устроена явочная квартира.
По дороге шофер выделенного нам «виллиса» вновь вверг Шееля в раздумья.
Меня, признаюсь, тоже.
Шофер был в звании сержанта, родом из Белоруссии, человек угрюмый, неразговорчивый. Всю дорогу молчал, пока мы не догнали колонну пленных немцев, которых вели на работу. Здесь он вдруг завел разговор, что «ему не можется. Как увижу этих гадов, становится не по себе. Взял бы автомат и пострелял бы их всех и кажного».
После короткой паузы шофер вкратце рассказал о себе – сам он из‑под Витебска. Семью гады сгубили, спалили в хате. Пришел, выпил на пепелище… – и в сердцах махнул рукой.
Обогнав колонну, он тормознул у КПП и как бы между прочим поинтересовался, где бы табачком разжиться? Я отдал ему всю пачку «Беломора».
Вернувшись, мы с удивлением обнаружили пленных из подошедшей колонны с удовольствием затягивавшихся дымком советских папирос. Я поинтересовался у водителя – где же пачка? Тот смолчал, потом, выехав на шоссе, не без внутреннего остервенения признался.