— А регулятор зачем?
— Для стрельбы в трех режимах: автоматическом, полуавтоматическом и одиночноми выстрелами, без выброса гильзы из ствола.
Он заправил в обойму патрон величиною в половину моего указательного пальца с плоской головкой пули и передернул затвор. Протянул мне наушники, кивнув на картонку мишени, установленную на фоне толстенных резиновых лоскутов, прикрывающих сложенный из бруса щит.
— Ну-ка попробуй…
Я прицелился и плавно нажал спуск.
Выстрела не услышал, но у меня создалось впечатление, будто из рук моих в цель упруго ушла баллистическая межконтинентальная ракета…
Я снял наушники, услышав краткий, неприязненный комментарий:
— Очень, очень плохо.
— Будем учиться, — сказал я.
Путем долгих проб Курт избрал два наиболее подходящих мне вида оружия: девятимиллиметровый «глок» оперативного, как он выразился, ношения и «Wildey-456», незаменимый в спецоперациях и способный своей ударной силой отбросить на несколько метров бойца в тяжелом бронежилете.
Занятия, начавшиеся в первый же день моего прибытия в Пенсильванию, проходили с шести утра до позднего вечера с перерывом на обед, который нам готовила румяная старушка Эльза, и послеобеденным моционом в сопровождении пса, отменно выдрессированного по специальности собаки-телохранителя. Моцион также посвящался какой-нибудь лекции — к примеру, каким образом отбиваться от караульных псов и проникать на охраняемые ими территории.
После занятий я отбывал в ближайший мотель, где коротал ночь.
Какие-либо развлечения исключались: в данной местности проживали выходцы из Германии и Голландии, потомки первых переселенцев, сектанты, до сих пор неукоснительно соблюдавшие обычаи предков. Многие носили средневековые одежды, пахали землю на лошадях, ездили на кибитках, не пользуясь ни автомобилями, ни электричеством и считая достижения современности порождением дьявольского умысла, что, вероятно, и соответствовало, по большому счету, истине…
В регионе существовал запрет на продажу алкоголя, и даже пиво можно было отведать исключительно в барах. Селяне жили замкнуто, никого в свою компанию не допуская, и мое вечернее одиночество скрашивал исключительно телевизор.
Порой я навещал раскрепощенный от религиозных условностей городишко Ланкастер, располагавшийся неподалеку, но единственным его отличием от скучного американского села являли собой несколько пабов с малочисленными молчаливыми посетителями.
Впрочем, по пятницам, неизвестно откуда взявшись, бары заполняла разношерстная публика, напивающаяся до упаду, словно перед концом света, но уже в субботу вновь наступало затишье, а в воскресеные дни округа и вовсе вымирала, погруженная в домашние молебны за наглухо запертыми дверьми.