Светлана энергично сжала его руку:
— Спасибо!
Она быстро прошла по коридору, заглянула в буфет — нестерпимо захотелось сладкого, хоть какую-нибудь конфетку съесть!
Внимательно оглядела стойку… Ага!.. «Языки» лежат горкой, узкие, длинные, из слоеного теста, — вот оно! Еще конфетку «Коровка» можно взять — тоже любимое.
Буфетчица положила все на тарелку, и тут только Светлана заметила, что за дальним столиком сидит Юлия Владимировна и помешивает ложечкой чай.
Светлана подсела к ней.
В буфете, кроме них, не было никого.
— Спасибо вам, вы очень хорошо говорили! — начала Светлана, развертывая конфету. — Юлия Владимировна, я теперь знаю, откуда директоров берут!
— Что, что?
Светлана, с вязкой конфетой во рту, быстро рассказала о недоумении маленькой внучки Евгения Федоровича.
— Пословица такая есть: «К старости человек либо умный, либо глупый бывает». Так вот, если к старости человек станет умным, его нужно сделать директором школы — в идеале, конечно!
«Язык» был ломкий и очень вкусный. Наконец и с «языком» и с чаем было покончено.
Обе встали. Светлана вдруг сделалась серьезной:
— Юлия Владимировна, мне хочется у вас спросить… одну вещь. Можно?
— Да спрашивайте, когда вам захочется! Вы же знаете, я всегда чем только могу…
— Это — не о школе.
Светлана быстро оглянулась на буфетчицу — та смирно сидела, отделенная пирожками и бутербродами от остального мира.
— Это очень… женский вопрос. Понимаете, у меня никого нет, с кем бы я могла… посоветоваться.
У Юлии Владимировны что-то появилось в глазах… сочувствие… любопытство… одобрение. Так, наверно, еще в каменном веке бывало, когда одна женщина другой женщине…
— Я, кажется, догадываюсь, о чем вы хотите спросить. Ну-ну!..
Когда Светлана звякнула ключом, желая открыть, дверь вдруг распахнулась сама. Костя стоял в шинели, видимо только что пришел. В передней было темно.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер.
Он нечаянно дотронулся до ее плеча, как бы испуганно отдернул руку и зажег свет.
— Ужинать хочешь?
— Да, пожалуйста.
Поужинали в таком же стиле — будто он в гостях, а она не очень разговорчивая хозяйка. Потом Костя зажег лампу над диваном и взял книжку. А Светлана подсела к письменному столу.
Каждая тетрадь — как знакомое лицо. И почти уже знаешь, какое у какого лица будет выражение. Но сегодня и ошибки, и кляксы, и красивые буковки в тетрадях отличников — все какие-то неодушевленные. И отметки ставишь без радости и без негодования.
В комнате полутемно и тихо. Где-то очень далеко, через две двери, у соседей, чуть слышно пробили старые-престарые настенные часы. Сначала один раз, потом через бесконечно долгий промежуток времени — десять раз. Еще, казалось, несколько часов прошло — опять намек на звук: дин-дон! — половина одиннадцатого.