Оба наклоняются над кроваткой и тревожно слушают.
— Дышит тяжело…
Светлана осторожно кладет руку на маленький лоб.
— Горячий он, Костя!.. Где у нас градусник? Сейчас буду кормить — поставлю.
— Как же ты ему поставишь? Ручонки-то у него такие крошечные!
— Я ему под ножку… Вот. А теперь завернем… Кушай, Димок, кушай, умница.
Димка ест лениво, как в первые дни. Костя присел на корточки рядом с креслом.
Ртуть на градуснике даже не сразу найдешь, то слишком низко смотришь, то кидаешься к самым страшным цифрам — слишком высоко.
— Костя, тридцать восемь и пять!
— Завтра прямо с утра доктора вызвать. Доктор — это теперь вроде бога. Придет — может успокоить, может заставить еще сильнее сжаться сердце. А до доктора терпеть и ждать целую длинную ночь. Светлана утешает Костю, а заодно и себя:
— У детей часто температура… вдруг поднимется, а на другой день вдруг опустится…
Но ведь не знаешь, что будет на другой день. То-то и страшно. Вот записала первую цифру на температурном листке, а что будет дальше, кто знает. Может, завтра же и кончится эта запись, а может — не хватит листка.
Листка хватило. А запись не кончилась.
Доктор сказал: грипп.
— Болел кто-нибудь в квартире?
Да, болел сосед.
— Берегите ребенка. Сейчас много осложнений дает грипп.
Уж так бережем! Что можно еще? Доктор ходит каждый день, видимо, беспокоится. Через два дня сказал: воспаление легкого у Димки.
— Я бы вам посоветовал — в больницу. Вас пустят с ним. Уж очень ребенок мал, так будет надежнее.
И вот опять белые больничные стены, белые халаты сестер. Но кровати здесь маленькие. Большая кровать в палате только одна — ее поставили для Светланы. Когда страдают взрослые — тяжело. А ребятишки, маленькие такие! Димка — самый крошечный из всех! Есть груднички, кроме него, но постарше, с ними няни возятся, а мамы приходят только кормить.
Мамы всякие бывают. У одних глаза тревожные, ласковые, измученные. А вот есть одна мама, совсем молодая девчонка, тяжело болен у нее сынишка, шести месяцев. Кормить бросила давно, справляется раза два в неделю. Заглянет в коридор из приемной, поманит пальцем сестру, улыбнется малиновыми губами, спрашивает весело, громко:
— Ну что, мой-то жив?
Этого мальчишку — после Димки — больше всех жалко. Потому что ребенку нужны материнские тревожные глаза.
Димкин температурный листок привезла с собой, показала врачу. Температуру теперь записывает сестра.
А для себя и записывать не нужно, всю ее наизусть помнишь, с самого первого дня!
…Димка стал легкий-легкий — просто невесомый, только головку чувствуешь на руке. Так ослабел, что не может сосать.