Басов не обманул. Судя по тому, насколько сгорела свеча, Крапивин оставался в одиночестве чуть более часа.
– Выходи, – сказал Басов, открывая дверь каморки. – Можешь считать себя условно освобожденным.
Крапивин неспешно встал и вышел. В комнате, где он оказался, ничего не изменилось. Все так же сидел за ноутбуком облаченный в монашеское одеяние Алексеев, все так же тихо жужжала его машина. Только на столе появилось большое блюдо с сыром и нарезанными колбасами, три серебряных кубка и кувшин вина.
– Быстро ты обернулся, – заметил Крапивин.
– Да, чуть меньше чем за два года, – усмехнулся Басов.
– О чем ты? – насторожился Крапивин.
– Сейчас сентябрь тысяча шестьсот седьмого года, – улыбнулся фехтовальщик. – Со времени твоего пленения прошло около двух лет. Просто последний час ты провел в специальной камере которую изобрел, находясь у меня в гостях, Виталий Петрович. Мы переместили тебя в нуль‑пространство между мирами.
– Зачем? – закипая от ярости, спросил Крапивин.
– Чтобы ты не наломал дров. Да ты присаживайся. – Басов жестом указал Крапивину на стул, а сам принялся разливать вино по кубкам. – Проголодался, наверное?
– И за целостность каких же дров ты опасался? – Крапивин сел за стол напротив фехтовальщика
– Все тех же. Вы с Чигиревым так стремитесь поменять историю, что совершенно не задумываетесь о последствиях. Вам все кажется, что нет ничего хуже истории нашего мира. Есть, и еще как.
– А Чигирева ты тоже запрятал в подземелье?
– Нет, но под стражей ему посидеть пришлось, – Басов отхлебнул вина и закусил его сыром. – Он сдуру чуть не спас Отрепьева.
– Как?
– Ну, это у него великая цель была, спасти Гришку, чтобы провести прозападные реформы. Он попытался подговорить Басманова, но тот, естественно, не решился на самостоятельные действия. Потом он побежал к нам, в польское посольство, где я и посадил его под стражу.
– А потом?
Басов коротко рассказал Басову о перевороте.
– …Юрий Мнишек в своем подворье, кстати, отбился и дождался прихода стрельцов, которые взяли его под стражу, – закончил он рассказ. – Народ очень легко признал бывшего царя самозванцем, а Шуйского – новым государем. Надо сказать, я бы тоже признал, под угрозой смерти‑то. Да и засилье поляков раздражало многих. Сигизмунда Шуйский, естественно, надул. Он обещал ему трон, обеспечил себе его поддержку и сам занял престол. Сейчас все оставшиеся в живых поляки, включая членов посольства, сидят под арестом в Ярославле. Им там еще до мая следующего года торчать. Вполне нормально для вероломного Шуйского. Предательство у него в крови. Настоящий государь.