— Здравствуй, спафарий, — милостиво приветствовал его глуховатым и скрипучим голоском логофет дрома.
— Многая лета твоему благолепию.
Евнух окинул взором огромное тело этого счастливца, вдыхавшего запах степей, и, видимо, не одобрил такое предрасположение к полноте. Но каждому свое.
— Ну как там, в Кумании? — спросил он спафария.
Куманами греки называли половцев, но Халкидоний растерялся и не знал, что ответить.
— По необозримым степным пространствам скачут во множестве дикие кони?
— улыбался евнух.
Спафарий ничего подобного не видел или не заметил, но поспешил ответить, чувствуя, что этим доставляет удовольствие собеседнику:
— Во множестве.
— Воображаю, какое это волнующее зрелище!
— Скачут во множестве, во всех направлениях, — повторил Халкидоний, уже входя во вкус.
— Да, — вздохнул логофет, мечтательно устремляя взоры куда-то вдаль и уже не слушая спафария, — там живут люди, по своему положению варвары, однако знающие, что такое перемена мест и свобода от ложных предрассудков. А мы погребли себя в книжной пыли. Но поведай мне о том, как ты мчался на скакунах, совершал переправы через бурные реки, вступил в единоборство с разъяренным барсом; Рассказывай же, спафарий!
Он даже простер вперед ручки.
Халкидоний почувствовал смущение. У него не хватало смелости вынуть из-за пазухи платок, чтобы вытереть пот на лбу и придать себе некоторую независимость, хотя он и считал, что подобная принадлежность костюма является признаком хорошего воспитания и всеми принята во дворце.
— Да, путешествие мое было полно всяких трудностей. Огромное количество блох в этих шатрах, пища самая грубая…
Он не знал, о чем еще рассказать логофету. Видя, что спафарий отнюдь не обладает даром повествования, Никифор вздохнул опять и перешел к делу.
— Итак, ты доставил архонта? — спросил он, пожевывая тонкими губами. Желтое, сморщенное, как засохшее яблочко, лицо евнуха было лишено растительности, жалкие остатки которой удалялись брадобреем, но в глазах у него поблескивал живой ум.
— Архонт прибыл в сей богохранимый град в полном благополучии, — доложил спафарий и даже поклонился низко при этих словах.
— Где же он?
— Почивает на корабле.
— Не делал попыток к бегству?
Логофет разговаривал с Халкидонием, заложив руки за спину, стоя к нему спиной.
— Смею сказать твоему благолепию, что убежать с корабля затруднительно.
— Не высказывал ли он что-нибудь такое, что ты считал бы нужным и необходимым сообщить мне?
Не соображая, на что обратить внимание логофета, спафарий вспомнил:
— Говорил, что с ним поступили в нарушение всех божеских и человеческих законов. Он уверен, что это сделано по наущению киевского архонта.