А теперь произнесла. Она предала крестную, сбежала от семьи и разрушила все, разбив сердце единственным близким людям. Наверное, что-то с ней не так.
Но что? Почему она повернулась спиной ко всем, кто ее любит? И хуже того, почему совершила этот ужасный, непростительный поступок в отношении Талли?
– Я знаю, ты никогда меня не простишь, – сказала Мара. Теперь, впервые за все время, она сама не могла себя простить.
Я прихожу в себя; темнота настолько непроницаема, что мне начинает казаться, что меня похоронили заживо. А может, я умерла.
Интересно, сколько людей пришли на мои похороны?
– Ради всего святого!
– Кейти? – На этот раз мне кажется, что я издаю звук. Только ее имя, но и этого достаточно.
– Закрой глаза.
– Они закрыты. Темно. Где я? Ты можешь…
– Ш-ш. Расслабься. Мне нужно, чтобы ты слушала.
– Я слушаю. Ты можешь забрать нас отсюда?
– Сосредоточься. Слушай. Ты можешь ее слышать.
На слове «ее» голос Кейти срывается.
– …Прости… Пожалуйста…
– Мара.
Как только я произношу ее имя, появляется свет. Я вижу, что снова лежу в больничной палате. Или я тут была всегда и никуда не уходила? Меня окружают стеклянные стены, сквозь которые видны другие, точно такие же палаты. Внутри стоит кровать, окруженная аппаратурой, подключенной к моему покалеченному телу. Трубки, электроды, гипс. Бинты.
Рядом со мной – той, другой – сидит Мара.
Я не могу сфокусировать взгляд, и лицо моей крестной дочери слегка расплывается. Волосы у нее карамельно-розовые, коротко острижены и смазаны гелем, они ужасно некрасивые и похожи на петушиный гребень; на лице слой косметики. Широкая черная куртка делает ее похожей на ребенка, который нарядился для Хеллоуина.
Она произносит мое имя и старается не заплакать. Я люблю эту девочку, и ее горе больно ранит меня. Ей нужно, чтобы я очнулась. Я знаю. Я открою глаза, улыбнусь ей, скажу, что все в порядке.
Сосредоточившись, я пытаюсь сказать:
– Мара, не плачь.
Но ничего не выходит.
Мое тело лежит на кровати, дышит через трубку; глаза опухшие и закрытые.
– Как мне ей помочь? – спрашиваю я Кейт.
– Ты должна очнуться.
– Я пыталась.
– Талли… Прости меня… За то, что я сделала.
Свет в комнате мигает. Кейт удаляется от меня, огибает кровать и встает рядом с дочерью.
Мара выглядит маленьким темным силуэтом на фоне светящейся фигуры матери.
–
Почувствуй меня, девочка, – шепчет Кейт.
Задохнувшись, Мара вскидывает голову:
– М… мама?
Из комнаты как будто выходит весь воздух. В этот краткий миг я вижу, что Мара верит.
Потом плечи ее безвольно опускаются.
– И когда я привыкну?! Ты ведь умерла.