Джонни понимал, что должен остаться, утешить Мару, но не находил слов.
Он поступил как трус – вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Потом спустился по лестнице и, не обращая ни на кого внимания, стал проталкиваться к выходу. В прихожей он схватил куртку и вышел.
Стемнело, но звезд на небе не было. Их скрывали облака. Прохладный ветерок налетел на деревья, растущие на границе участка, и их толстые сучья раскачивались, словно в танце.
В ветвях над его головой на веревках были подвешены стеклянные банки с черными камешками и свечами внутри. Сколько ночей они с Кейт просидели под тиарой из огоньков, слушая, как волны бьются о берег, и разговаривая обо всем на свете!
Джонни ухватился за перила крыльца, боясь упасть.
– Привет!
Услышав голос Талли, он удивился и одновременно почувствовал раздражение. Ему хотелось побыть одному.
– Ты не стал со мной танцевать, – сказала Талли, приближаясь к нему. Она завернулась в синее шерстяное одеяло, края которого волочились по земле у ее босых ног.
– Должно быть, это перерыв, – сказал Джонни, поворачиваясь к ней.
– Что ты имеешь в виду?
Джонни почувствовал запах текилы. Интересно, насколько она пьяна?
– Шоу Талли Харт с ней самой в главной роли. Видимо, сейчас перерыв в твоем шоу?
– Кейт хотела, чтобы сегодня было весело. – Талли отшатнулась от него, она дрожала.
– Не могу поверить, что ты не пришла на ее похороны, – сказал Джонни. – Это разбило бы ей сердце, будь она жива…
– Кейт
знала, что я не приду. Она даже…
– Считаешь, это нормально? Тебе не кажется, что для Мары было важно, чтобы ты была рядом? Или крестная дочь тебе безразлична?
Не дожидаясь ответа Талли – да и что она могла сказать, – Джонни повернулся и пошел к дому.
Джонни понимал, что разозлился несправедливо. В другое время, в другой, прежней, жизни он обязательно бы извинился. Кейт бы этого хотела, но теперь это было выше его сил. Все силы уходили на то, чтобы держаться на ногах. Его жена умерла сорок восемь часов назад, а в нем уже проявилось все худшее, что в нем было.