Все изменилось в одну секунду.
– Первого июля, – сказал отец. –
В этот день мы уезжаем.
Я должна все немедленно рассказать Рафу. Времени переживать или что-то обсуждать не было. Мое будущее – если Раф его не изменит – связано с местом, которое называется холм Святой Анны в Сиэтле.
Рассказывая ему, я испытывала не только страх, но и радостное волнение. А может, это была гордость. Мы это сделали, зачали дитя своей любви. Разве не для этого я жила?
В тот вечер, когда я ему наконец призналась, он крепко обнял меня. Нам было семнадцать и восемнадцать – совсем еще дети. Ему оставалось меньше месяца до окончания школы, а мне больше года. Мы лежали в «нашем» месте, в убежище, которое устроили себе в апельсиновой роще старика Креске. Здесь у нас был старый спальник и подушка. Уходя, мы складывали постель в мешок для мусора и прятали среди живой изгороди. А когда заканчивались уроки, мы неслись сюда, расстилали спальный мешок и забирались в него. Лежали на спинах, обняв друг друга, и смотрели в небо. Воздух был пропитан запахом созревающих апельсинов, плодородной почвы и нагретой солнечными лучами пыли.
–
Ребенок, – сказал Раф задумчиво, и я вдруг представила тебя: десять пальчиков на руках, десять на ногах, темные волосики. На мгновение передо мной мелькнула жизнь, о которой я мечтала: жизнь втроем. Но Раф молчал, и в мою душу закрались сомнения. Неужели он мог желать меня такую – ущербную?
– Можно уехать, – сказала я, нарушая молчание. –
Туда, куда уезжают в таких случаях девчонки. А когда я вернусь…
– Нет! Это наш ребенок, – яростно запротестовал он. –
Мы семья.
Я никого так не любила, как его тогда.
В тот пропитанный запахом апельсинов вечер мы разработали план. Я понимала, что не могу признаться родителям. Будь у них возможность запереть меня и избавиться от ребенка, они бы это сделали. А я не задумываясь бросила бы школу. Тяги к учению у меня не было, и я даже еще не начала осознавать, насколько велик мир и какой долгой может быть жизнь. Дитя своего времени, я хотела быть лишь женой и матерью.
Мы уедем после того, как Раф закончит школу. У него никого нет. Его мать умерла во время родов, а в Южную Калифорнию он приехал с дядей после того, как отец бросил семью. Они были сезонными рабочими. Раф хотел для себя другой судьбы. Мы были наивными и думали, что сможем найти ее вместе.
В день, на который мы назначили свой побег, я ужасно нервничала. За ужином не могла выдавить из себя ни слова. Меньше всего на свете мне хотелось десерта – я не могла проглотить ни кусочка маминого пирога.