Помогите! – Я пытаюсь позвать на помощь, но мою слабую попытку поглощает тьма.
ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА.
Я слышу этот голос и чувствую огромное облегчение. Я не одна.
ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА.
Не могу. Не могу сделать даже этого.
ОНА ЖИВА.
Тот же голос, на этот раз крик.
НЕ ШЕВЕЛИТЕСЬ.
Тьма вокруг меня смещается, колеблется и снова взрывается болью. Шум – что-то среднее между визгом пилы, вгрызающейся в древесину, и криком ребенка – наступает на меня со всех сторон. В темноте вспыхивают огоньки, похожие на светлячков, и при мысли о них мне почему-то становится грустно. Я устала.
РАЗ-ДВА-ТРИ – ВЗЯЛИ.
Я чувствую, как меня тянут и поднимают чьи-то холодные, невидимые во тьме руки. Я кричу от боли, но крик мгновенно затихает – а может, он звучит только у меня в голове.
– Где я?
Я ударяюсь обо что-то твердое и снова кричу.
ПОРЯДОК.
Я умираю!
Эта мысль обрушивается на меня так внезапно, что становится трудно дышать.
Я умираю.
Джонни Райан проснулся с тревожной мыслью: «Что-то случилось». Он сел и огляделся.
Смотреть было не на что – все как обычно.
Он в своем доме на острове Бейнбридж, в кабинете на втором этаже. Опять заснул за компьютером. Проклятие того, кто работает дома и один воспитывает детей. Днем времени на все не хватает, и приходится красть часы у сна.
Он потер усталые глаза. На мониторе компьютера рядом с ним застыло пиксельное изображение: уличный мальчишка сидит под мерцающей неоновой рекламой с сигаретой в руке, выкуренной почти до самого фильтра. Джонни нажал клавишу «Play».
На экране Кевин – уличная кличка Кудряшка – рассказывал о родителях.
– Им все равно, – пожав плечами, сообщил мальчик.
– Почему ты так уверен? – прозвучал голос Джонни за кадром.
Камера поймала взгляд Кудряшки – его глаза пылали болью и гневом.
– Ну, я же здесь, правда?
Джонни просмотрел эти кадры раз сто, не меньше. Он несколько раз говорил с Кудряшкой, но так и не узнал, где парень вырос, из какой он семьи и ждет ли кто-нибудь его вечерами, с тревогой вглядываясь в темноту.
Джонни хорошо знал, что такое родительская тревога, знал, что ребенок однажды может уйти в темноту и не вернуться. Именно поэтому он здесь днями и ночами работает над документальным фильмом о беспризорных детях. Может, если бы он лучше искал, задавал бы ребятам больше вопросов, то нашел бы ее.
Он всматривался в мелькающие на экране кадры. В тот вечер шел дождь, и бездомных ребят на улицах было мало. Тем не менее, когда на заднем плане мелькал женский силуэт, Джонни щурился, надевал очки и пристально вглядывался в экран. Мара?
Ни одна из девочек, с которыми он встретился, пока снимал фильм, не была его дочерью. Мара сбежала из дома и пропала. Джонни даже не знал, в Сиэтле она или нет.