Верхнюю одежду тоже не покупали. Шубы шили из овчины, которую подпольно выделывали редкие в то время специалисты. Тогда это было очень серьезным преступлением. Шкуры надо было сдавать. Поймают кожемяку – посадят. Скот у крестьян весь брался на учет. Проверяли, недостает – значит, забил. Где квитанция на сданную шкуру? Нет? Плати штраф. Дело дошло до того, что стали требовать в обязательном порядке свиней не палить, а обдирать шкуру. А шкура с поросенка сдирается вместе с салом. Тогда стали забивать свиней ночью или угоняя в лес. Но власти в каждом селе назначили уполномоченного по контролю забоя свиней, и им же было вменено в обязанность свиней обдирать. Люди как-то приспосабливались жить. Когда по дворам ходили переписчики скота, слух несколько опережал их приход, и некоторые крестьяне успевали спрятать подлежащий забою скот (поросенка или теленка). Овечью шерсть пряли. Ткали ткань. Затем валяли и получали сукно. Из сукна шили армяки и суконные штаны и юбки для зимы. Валенки катали дома. По деревням ходили валенщицы и выполняли за соответствующую оплату работу на дому.
Семья была большая, но дружная. Работали чуть ли не круглосуточно. Кроме подъема производства надо было думать о приданном трем взрослым девкам. Участок с трех сторон граничил с кустарниками, ничейной землей, и отец каждый год за счет выкорчевки кустарников увеличивал свой земельный надел. К 1928 году хозяйство окрепло, увеличились урожаи. Питаться стали лучше. В то время стали в деревнях появляться механические молотилки, и отец решил во что бы то ни стало приобрести молотилку. Но мечте его не суждено было сбыться.
Старик закашлял, комок подкатил к горлу. Протерев кулаком выступившие слезы, описывал дальнейшую жизнь семьи и свою личную.
В стране началась коллективизация, а одновременно и раскулачивание крестьян. Федот Прохоров оказался первым в списке кулаков. Максим Федотович считает, что в список кулаков их семья попала из-за черепичной крыши и жеребца. Только это и выделяло хозяйство в деревне.
Семью, разрешив взять с собой небольшие узелки с продуктами и сменой белья, отправили сначала в город Велиж (районный центр). Из Велижа – 80 км пешком в Смоленск. В Смоленске погрузили в теплушки, и под конвоем солдат эшелон тронулся в ночь. Первую ночь никто не спал. Все пытались разгадать, куда везут. Утром по солнцу определили, что поезд идет на восток. Еще до отправки по деревням ходили слухи, что всех раскулаченных вышлют на Соловки, на Север.
– А тут наше предположение не оправдалось, – говорит Федотыч. – Ехали медленно и долго. Поезд еле тащился. Стояли на станциях. Ночью эшелон останавливали на запасных путях. Мучил голод. Свои продукты быстро кончились, несмотря на то что мы их старались экономить, а кормили какой-то бурдой, да и то два раза в день. Не менее мучительно было отправление естественной нужды. В вагонах нет уборных. Все делается через ворота вагона на ходу поезда. Но в вагоне и мужчины и женщины. Первые сутки были самыми мучительными. Справлять нужду дожидались ночи, а затем кто-то предложил прорезать дыру в полу вагона. Работали посменно, долго и мучительно, столовым ножом. На руках набили кровавые мозоли. Наконец отверстие было готово, угол завесили одеялом, и все облегченно вздохнули.