Нам все время говорили, что в капиталистическом обществе человек человеку волк, а рабочие и пролетарии – рабы. А я видел иное – самые дружеские взаимоотношения хозяина и его рабочих. Видели бы вы, как хозяин относился к продукции, выпускаемой его предприятием, и к рабочим. Хозяин знал всех своих рабочих по именам. Знал их семьи. Проходя по цеху, с каждым здоровался и не забывал спросить о жене и детях.
У нас такие руководители исчезли в тридцатые годы. Мне посчастливилось работать с одним из таких. Это был дворянин. Инженер. Исчез внезапно, в 1939 году.
Хозяин довольно крупного предприятия, проходя по цеху, старался что-то переложить, если замечал, что лежит не на месте, помогал, если видел, что рабочему тяжело. А некоторые, как, например, г-н Уляй, при выдаче недельной зарплаты наливали каждому рюмку шнапса.
Как-то мы узнали, что директор трех предприятий строительной промышленности получает зарплату в полтора раза меньше своей уборщицы. На наш вопрос, почему так, он ответил, что ему больше не надо. Семья из двух человек, и тесть у него богатый, имеет свое предприятие. А уборщица одна воспитывает двух детей. И здесь я не могу не сделать отступление, чтобы сравнить мораль и закон их, капиталистов, и наши – коммунистические.
В 1940 году, в Финскую кампанию, погиб в наших краях глава семьи – колхозник. Осталась вдова с тремя детьми. Дети опухли с голода. Мать, чтобы как-то спасти детей, нарвала на колхозном поле в карман ржаных колосьев. За это ее посадили в лагерь на пять лет, а детей отправили в детские дома. И это лишь один маленький эпизод из великой трагедии ленинско-сталинской политики строительства коммунизма.
В сельском хозяйстве. Меня поражала разница в отношении к использованию земли немецкими землевладельцами и нашими коллективными хозяйствами, расположенными в средней полосе России, где земли примерно такие же. В Германии рожь обычно стояла стеной. Не было ни одного сорняка, ни одного огреха. Даже участки соседей делились не межой, а только бороздой. На полях наших колхозов часто нельзя было понять, что там выращивают – осот или васильки. А то, что и вырастало, почти целиком оставалось в поле. А с какой тщательностью немецкий крестьянин собирал и использовал навоз! Наши же совхозы и колхозы вывозили навоз не на поля, а в болота.
Чтобы оправдать разрушение национальной промышленности, и особенно сельского хозяйства, партийные функционеры все безобразия пытались объяснить ленью русского мужика. Я с этим никак не могу согласиться.
Мой отец, вернувшись в 1919 году из германского плена, за 7–8 лет построил дом и все необходимые в крестьянском хозяйстве постройки. Мелиорировал и разработал заросшие кустарником земли, приобрел две лошади, две коровы, овец, свиней. Он спал по 2–4 часа в сутки. Все отдавал работе. Правда, все, что он выращивал, у него бесплатно забирало «родное» государство. Семье оставалась лишь мякина, чем мы и питались. Кроме того, он всю зиму бесплатно работал на лесозаготовках или на строительстве дороги. В то время эта работа называлась гужтруд, то есть трудовая повинность крестьянина и его лошади.