— Это ничего не меняет, — возразила Олимпия. — Скажите ему, Иайа.
— Я не уверена… — Иайа покосилась на меня, кусая губы.
— Можно ли как-то остановить задуманное Крассом убийство рабов? — Александрос шагнул вперед.
— Может быть, — отвечал я, пытаясь собраться с мыслями. — Может быть…
— Я не оставался бы в пещере все это время, если бы знал о том, что происходило, — сказал Александрос. — Ты не должна была обманывать меня, Олимпия, даже ради спасения моей жизни.
Олимпия переводила взгляд с его лица на мое, сначала с выражением отчаяния, а потом с трезвой решимостью в глазах.
— Ты не уйдешь от меня один, тихо отчеканила она. — Я поеду с тобой. Что бы ни случилось, я должна быть там.
Александрос сделал движение, чтобы ее обнять, но она уклонилась.
— И если мы решили, то должны поспешить, — добавила она. — Солнце поднимается, игры могут начаться в любую минуту.
Приведший наших лошадей раб посмотрел на меня как-то странно, смущенный повязкой у меня на голове. Увидев же Александроса забыл закрыть разинутый рот. Значит, Олимпии с Иайей удалось скрыть все даже от собственных рабов. Но Иайа не позаботилась о том, чтобы предупредить раба, и мне стало ясно, что скоро весь Залив будет знать, что среди них находится беглый фракиец.
— Иайа, вы готовы? — спросила Олимпия.
— Старость не радость, — заметила Иайа. — Я пойду пешком на виллу и буду ждать там вестей. Вы уверены в себе, Гордиан? Бросить такой вызов Крассу… Дернуть льва за ухо в его собственном логове?..
— Думаю, что у меня нет выбора, Иайа. Таким уж сделали меня боги.
— Да, боги наделяют нас способностями, просим мы этого у них или нет, а потом не оставляют нам иного выбора, как воспользоваться ими. У нас есть основания обвинять богов во многом. Но я думаю, вы понимаете, что не боги сделали вашего сына немым, — понизила она голос.
Озадаченно сдвинув брови, я уставился на Иайу.
— Этой ночью я несколько раз смотрела на него, чтобы убедиться в том, что он спокойно спал. И слышала, как он вас звал.
— Как? Звал меня? Произносил слова?
— Да, и так же четко, как сейчас я говорю это вам, — говорила она. — Он говорил: «Папа, папа».
Я выпрямился в седле и посмотрел сверху на Иайу, совершенно сбитый с толку. У нее не было причин обманывать меня. Обернувшись, я взглянул на Экона, ответившего мне унылым взглядом.
— Чего мы ждем? — заторопила Олимпия. Приняв решение, она была готова действовать. Александроса, видимо, одолевали сомнения, но потом его лицо приняло выражение такой решимости, которой мог бы позавидовать любой стоик.
Помахав остававшейся Иайе, мы вчетвером тронулись в путь.