— Никакой, — покачала головой Гелина.
— Ничего? Может быть, деньги или оружие? Ножи из кухни? Было бы естественно предположить, что бежавшие рабы могли прихватить с собой серебро и оружие.
— Если бы, как вы сами сказали, их не спугнули, — заметил Муммий.
— А как насчет лошадей?
— Ах, да, — вспомнила Гелина, — действительно, в то утро пропали две лошади, но в общем смятении на это никто не обратил внимания, пока после полудня они не вернулись домой сами.
— Без лошадей они ушли бы недалеко, — пробормотал я.
— Вы уже склоняетесь к всеобщему мнению: Зенон и Александрос убили Луция и бежали к Спартаку.
— А что я могу еще предположить? Глава дома найден убитым в собственном атриуме, двое рабов бежали и воспользовались для этого лошадьми. А один из них, молодой фракиец, оказался таким ярым поклонником своего отвратительного земляка, что нахально вырезал его имя в ногах у своего мертвого хозяина. Вряд ли вам требовался мой опыт — вы могли сами представить себе все это. Подобное в последние месяцы происходит по всей Италии. Для чего я вам нужен? Как я сегодня сказал Фаусту Фабию, я не занимаюсь сыском беглых рабов. Мне остается лишь сожалеть о совершенно абсурдных расходах, потребовавшихся для того, чтобы привезти меня сюда, так как совершенно не представляю, чего вы от меня хотите.
— Истины! — в отчаянии воскликнула Гелина. — Цицерон говорил, что у вас чутье на правду, как у кабана на трюфели.
— Ах, теперь я понимаю, почему Цицерон годами обращался со мной так скверно. Я для него просто дрессированное животное, а не человек.
Глаза Гелины вспыхнули, а Муммий мрачно нахмурился. Я увидел краем глаза, как резко дернулся Экон, пришлось наступить ему на ногу под столом, давая понять, что ситуация у меня под контролем. Он взглянул на меня с облегчением. Мне не раз приходилось разговаривать с богатыми клиентами, при самых разнообразных обстоятельствах. Даже те из них, кто более всего нуждался и искренне желал моей помощи, часто с большой неохотой выкладывали все обстоятельства. Я предпочитаю иметь дело с обычными торговцами или же с простыми лавочниками — людьми, которые прямо говорят, что им от тебя нужно. Богачи же полагают, что я сам должен догадаться об этом, и ничего не говорят. Иногда помогает резкость или нарочитая грубость, которая заставляет людей соображать быстрее.
— Вы не понимаете, — безнадежно проговорила Гелина.
— Нет, не понимаю. Чего вы от меня хотите? Почему вы так таинственно привезли меня сюда, и притом таким необычным образом? Что значит эта странная игра, Гелина?