Валерка ткнул прыщеватого в плечо, но клинок скользнул по металлу.
— Отходите! — крикнул я и махнул левой рукой. “Туда, назад!” Неосторожно повернулся — и клинок бородатого чиркнул меня по ребрам.
Боли почти не было, но я сразу ощутил, как намокла рубашка. Прижал к ране левый локоть. Бородатый замахнулся. Ударом снизу я рассек ему на локте рукав. Гвардеец качнулся и отступил.
В этот миг я услышал, что Братик негромко вскрикнул.
Я оглянулся. Братик жалобно улыбался. Под ключицей у него, рядом с перекрученной лямочкой майки было треугольное черное отверстие. Сначала — черное. Но тут же оно налилось словно ярко-красным соком. Тяжелый шарик крови выкатился из него и побежал под майку, потянув за собой алую полоску. Братик растерянно посмотрел на Валерку и прислонился к нему. Валерка заплакал и подхватил его на руки, уронив шпагу.
— Сволочи, — сказал он.
Видимо, прошло всего две-три секунды. Когда я повернулся к гвардейцам, они стояли на тех же местах, и бородатый держался за локоть. Я схватил Валеркину шпагу и с двумя клинками рванулся по ступеням. Я что-то кричал от ярости и отчаянья.
Не знаю, может ли быть страшным встрепанный двенадцатилетний мальчишка, даже со шпагами в руках. Но гвардейцы отступили, откатились вниз по лестнице. Я, пятясь, вернулся к Валерке и Братику. Сердце колотилось сильно, беспорядочно и словно не в груди, а где-то в горле. Я переглатывал и кашлял.
— Уходим, быстро…
Мы оказались в темном коридоре. Нас не преследовали. Мы не стали спускаться по галерее. Валерка с Братиком на руках свернул в незаметную боковую дверь, и мы вышли на висячий мостик.
Теплый воздух сразу охватил нас. Были синие сумерки: солнце уже село. Из-за крыши торчала половинка розовой чудовищно большой луны. С улицы не доносилось ни звука. Но все это я отметил мельком, между прочим. Одна мысль, одна тревога была сейчас: что с Братиком?
Он висел на руках у Валерки, расслабив руки и ноги. Только голову старался не ронять, прислонил ее к плечу брата. Он по-прежнему слабо улыбался, но глаза его были закрыты.
— Очень больно, Василек? — спросил Валерка и коротко всхлипнул.
Не открывая глаз, Братик сказал:
— Не очень… Только жжет.
Мне показалось, что губы у него сухие, и он их с трудом расклеивает.
Кровь, кажется, больше не текла. Ее подсохший след на плече казался очень черным.
— Надо… перевязать… — сказал я.
Говорил я отрывисто, в промежутках между прыгающими ударами сердца.
— Здесь негде. Спустимся, — ответил Валерка.
Мы сошли по железным ступеням и оказались у знакомого фонтана с каменными рыбами, рядом с крепостной стеной. Положили Братика на край бассейна. Бассейн был сух, нечем промыть рану.