— Ты сумасшедшая, — неестественно промычал Миллс.
— Нет, я не сумасшедшая. Я должна быть безумной, чтобы позволить тебе уйти отсюда. Они найдут тебя утром, все проанализируют и выяснят, что это стреляла женщина, но они не будут знать, какая именно. Их было так много, правда, Цезарь? Множество женщин: все, кто хотел бы тогда или сейчас пристрелить тебя. Я не думаю, что меня даже заподозрят. Каждый в этом любопытном городе знает, что я не могу ходить. Как я могла прийти сюда и застрелить тебя? Они могут подумать, что я сделала это потому, что мне принадлежит этот дом, но им всего лишь надо поговорить с доктором Маккиндли, и он подтвердит, что я не могу ходить. Он не может позволить себе признаться, что я дурачила его в течение многих месяцев. И затем есть преданный Франклин. Он знает, что я прихожу сюда встречаться с тобой. Новость об убийстве доставит ему удовольствие, Цезарь. Ты ему не нравишься, и он не выдаст меня.
Миллс выговорил белыми одеревеневшими губами:
— Опусти его, ты, маленькая дурочка! Не наставляй его на меня! Опусти его!
— Прощай, Цезарь, — произнесла она, и короткое блестящее дуло двинулось, нацеливаясь на его голову. — Ты будешь одиноким. Это то, значение чего ты пока еще не знаешь. Но узнаешь. Ты будешь одиноким, когда будешь мертвым, Цезарь.
— Не делай этого! — закричал он и, вскинув руки, повернулся боком, видя, что она собиралась стрелять, и осознавая, что он ничего не может с этим поделать.
Я замахнулся и ударил ее по локтю, когда пистолет выстрелил. Удар парализовал ее руку, она выронила пистолет, но вдруг развернулась и ударила меня. Я почувствовал, как ее ногти проскребли мою щеку, когда я схватил ее, но она увернулась и побежала мимо меня в сад.
Я отпустил ее и позволил ей пробежать вниз по залитой лунным светом дорожке к воротам и автомобилю.
— Привет, Мэк, — сказал Миллс. — Бывает, значит, что ты приходишь вовремя, доверившись своей интуиции.
Он внезапно присел, словно ноги не держали его. Пот бисером выступил на его белом лице.
— Выпьешь? Если это надо тебе так же, как мне, то это тебе действительно надо!
Я вошел в комнату, прикладывая к царапинам на шее носовой платок. Одна из царапин кровоточила.
— Это была неплохая встряска, а? — заметил я и сел на подлокотник длинного мягкого дивана, где всего несколько минут назад сидела Натали. — Ты никогда не будешь ближе к смерти, чем был сейчас.
— Я знаю, — выдохнул Миллс.
Он попытался налить виски в стакан, но его рука так тряслась, что большая часть божественной жидкости пролилась на ковер.
— Давай-ка лучше я сделаю это, — предложил я и взял у него бутылку.