Мне очень хотелось взять фотокарточку с собой, но она была слишком большой, чтобы поместиться в моем кармане. Я вытащил ее из ящика, вынул из рамки и перевернул. На обороте стоял штамп: «Луис, театральный фотограф, Сан-Франциско».
Я внимательно изучил фотокарточку. Она, скорее всего, была сделана несколько лет назад. Анита выглядела моложе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз, и наглого выражения на ее личике еще не наблюдалось. Я с сожалением подумал о моей потерянной возможности. «Были времена, — сказал я себе, — когда слишком честными с женщинами были только дураки. Если бы я увидел эту фотокарточку до того, как меня посетил оригинал, мне не нужно было бы второе приглашение, чтобы прилечь с этой дамой на моей кушетке для раздумий».
Я вставил фотографию обратно в рамку и вернул на место в ящик. В остальных ящиках не было ничего представлявшего интерес, и я переключил свое внимание на гардероб.
Дана сказала, что Барклей одевается как кинозвезда. Она была почти права. Я смотрел на бесконечные ряды костюмов, на длинную полку со шляпами и на несколько дюжин пар обуви на полу гардероба. Я подумал, что там для меня ничего нет, но решил убедиться в этом окончательно и отодвинул в сторону один из костюмов, так чтобы увидеть заднюю часть шкафа.
Я стоял, глядя на синий пиджак и юбку, аккуратно висевшие на вешалке. Я оставался неподвижен несколько секунд, затем почувствовал, как по моей спине пробежал холодок. Я потянулся, снял вещи с крюка и поднес их к окну. Я видел их достаточно часто. Они принадлежали Дане. Я помнил, Бенни сказал, что из ее гардероба пропал этот костюм и что, вероятнее всего, именно в нем она была в ночь убийства. Что ж, он оказался здесь, спрятанный в глубине гардероба Барклея, и вместо перста, указывающего на Миллса, появился перст, указывающий на Барклея.
У меня не было времени подумать и решить, что сделать с моей находкой, потому что внезапно в комнате подо мной я услышал безошибочный звук шагов, который заставил меня вскочить на ноги. Мои нервы затрепетали, а по спине поползли мурашки.
Я поспешно свернул пиджак и юбку в узел и быстро подошел к двери. Определенно в комнате подо мной кто-то есть. Я услышал, как скрипнула половица, затем звук открывающегося ящика и шуршание бумаг. Я пробрался на балкон и осторожно выглянул, перегнувшись через перила и стараясь держаться вне поля видимости с нижнего этажа.
Перед письменным столом в дальнем углу комнаты стоял Цезарь Миллс, с его тонких губ свисала сигарета, на лице застыло скучающе-беззаботное выражение. На нем был легкий голубой костюм от Купенхеймера и шляпа с широкими полями и с яркой лентой. Как и сказал Крюгер, он выглядел на миллион долларов.