Я люблю все эти вещи, потому что они неотъемлемы от меня. И мне все равно, если Джайлз или кто-либо другой сочтут их старыми или изношенными. Но не хочу, чтобы мне говорили об этом в глаза.
А, вот и он! Наконец-то мы можем отправиться на этот ужасный светский раут. Интересно, скоро ли я смогу оттуда улизнуть? Джайлзу, правда, придется пробыть там до самого конца, но среди гостей наверняка найдется кто-нибудь, кто сможет отвезти меня домой вместо него.
Когда Джайлз молчит, это означает, что он сильно не в духе. Но я даже рада этому, потому что мне тоже не хочется ни о чем говорить.
Автомобиль у него шикарный. Испанские автомобили всегда казались мне романтичными. Но все-таки мой любимый автомобиль — это «бентли». У всех блестящих молодых людей теперь есть «бентли», из-за этого их даже прозвали «мальчики бентли».
Когда я, очутившись в Лондоне, впервые ехала в «бентли», то чувствовала себя едва ли не светской дамой и ужасно важничала. К тому же у меня дух захватывало от скорости; с такой быстротой я никогда прежде не ездила.
Но «бентли» Дэвида увозил нас в наш собственный мир. Это была огненная колесница, в которой мы могли скрыться от всех, так что никто не знал, где мы, и не мог нам помешать.
Это было потаенное место наших мечтаний, сказочное облако. Мы возносились над миром и забывали о его существовании. Это было поистине седьмое небо на колесах, и тут я впервые узнала, что значит трепетать от любви.
Эти первые недели моей жизни в Лондоне были полны впечатлений. Все было для меня ново, и на каждом шагу меня подстерегали сюрпризы. А самым большим сюрпризом было то, что папа вообще согласился отпустить меня в Лондон, хотя буквально через две минуты после того, как Джайлз покинул нас с торжествующей улыбкой на лице, страшно довольный тем, что добился своего, папа начал терзаться сомнениями.
— Надеюсь, Саманта, я поступил правильно, — то и дело повторял он.
Когда благотворительный базар закончился, мы вернулись домой и принялись за подгорелый мясной пирог, который миссис Харрис оставила нам в перекалившейся духовке.
Отец сидел за столом, и вид у него был до того озабоченный, что я тихонько сказала:
— Папочка, если ты не хочешь, чтобы я уезжала, то я останусь… здесь, с тобой.
— Нет, Саманта, — ответил он. — Я думаю, тебе надо ехать. Этот мистер Барятинский совершенно прав, говоря, что для тебя это шанс уехать из Литл-Пулбрука и повидать мир.
— Я не уверена, что хочу уезжать отсюда, — возразила я.
— Ну что ж, если тебе там будет плохо, ты всегда можешь вернуться домой, — сказал отец.