Внизу, под надписью, Эндрю заметил дату сооружения здания: апрель 1944.
История. Другая эра. Целая жизнь прошла с тех пор, когда подобные надписи были естественны и необходимы.
Время надменных рыцарей. Теперь таких нет: сегодня они показались бы глуповатыми. «И это тоже несправедливо», — подумал Тривейн.
Охранник у камеры Боннера признал Тривейна и открыл ему дверь. Боннер сидел за стальным столиком и что-то писал на бланке со штампом военной канцелярии. На звук отворившейся двери он повернулся и взглянул на Тривейна, однако ни встать, ни протянуть вошедшему руку не спешил.
— Сейчас закончу параграф и — к вашим услугам. — Майор вернулся к своему занятию. — По-моему, меня тут считают полным идиотом. Адвокаты, которых вы наняли, заставляют меня записывать все, что я могу вспомнить. Говорят, когда перед глазами запись, мысли работают лучше — или что-то в таком духе.
— Что ж, в их словах есть смысл. Когда события связно изложены, я хочу сказать. Нет-нет, продолжайте, не спешите. — Тривейн опустился на единственный стул и стал молча наблюдать за майором. Наконец Боннер отложил карандаш в сторону и, размяв плечи от долгого сидения, повернулся к «шпаку». В его взгляде сквозило явное пренебрежение человека военного к гражданским лицам.
— Я настаиваю на том, чтобы возместить расходы на адвокатов, — сказал Боннер.
— Нет необходимости. Это самое малое, что я мог для вас сделать.
— А я не хочу. Я попросил, чтобы все счета адресовали мне лично, но они говорят, это невозможно. Так что верну деньги сам... По правде говоря, меня вполне бы устроили военные юристы, но, думаю, у вас были свои причины.
— Просто дополнительная страховка.
— Для кого? — Боннер уставился на Тривейна.
— Для вас, Пол.
— Ну, ясно. Можно было бы и не спрашивать... А чего, собственно, вы хотите?
— Может, мне лучше выйти и опять войти? — грубовато спросил Эндрю. — Что с вами? Мы же на одной стороне, Пол!
— Да неужели, господин президент?
Слова пронзили Тривейна, как удар хлыста по лицу. Он пристально смотрел в глаза Боннеру, не произнося ни слова. Несколько секунд оба молчали.
— Я думаю, вам лучше объясниться.
И Боннер стал объяснять. Тривейн изумленно слушал, ни проронив ни слова, пока майор излагал ему короткую, но совершенно необычную беседу, состоявшуюся у него с бригадным генералом Лестером Купером, уходящим в отставку.
— Так что больше никому не придется рассказывать эти тщательно продуманные истории. Никому эти сложные объяснения не нужны...
Ни говоря ни слова, Тривейн встал и отошел к окошку, Во дворе морщинистый полковник что-то объяснял взводу молодых лейтенантов. Кое-кто, слушая, переминался с ноги на ногу, другие согревали дыханием руки, спасаясь от декабрьского арлингтонского холода. Полковник в рубашке с открытым воротом, казалось, не обращал на климат никакого внимания.